Однажды Король (к тому времени уже Король) зашел в публичный дом на Седецкой. Таракан затащил его туда почти насильно, заверив, что это – лучшее заведение в Одессе при вполне умеренных ценах. В тот вечер Король был не в духе и на угодливый вопрос хозяйки заведения коротко ответил:

«Любую».

Через пять минут в комнату вошла длинноногая красавица в вечернем платье с разрезом до талии, с прической из густых рыжих волос. Он повернулся к ней – и едва успел заметить, как изумленно и радостно блеснули глаза проститутки. Кинувшись Королю на шею, она по-обезьяньи обхватила его руками и ногами и пронзительно заверещала:

«Володенька-а-а!!!»

По этому воплю он ее и узнал.

Из публичного дома они уехали к ней домой. Теперь Марго жила на тихой Студенке, в маленьком доме, выходящем окнами в заросли акации и черешен. Жила одна – мужское начало в доме представлял желто- зеленый, важный попугай-ара по кличке Прокурор. При виде Короля Прокурор что-то небрежно пробормотал не по-русски и нагло повернулся задом. Король уважительно хмыкнул, Марго расхохоталась и потащила его в комнату пить мартини.

Они проговорили всю ночь, и лишь под утро Марго, спохватившись, стянула с кровати покрывало. Перед уходом Король попытался произвести расчет, но Марго не на шутку рассвирепела. С размаху залепила ему кулаком по скуле и демонстративно спустила зеленые бумажки в унитаз. Больше к вопросу об оплате Король не возвращался.

Марго не захотела оставить заведение: по ее словам, хороший заработок и квалификация на дороге не валялись. Она была права, и настаивать Король не стал. С еще большим удивлением он узнал о том, что Марго посещает собрания греческой диаспоры в Одессе. Вскоре всплыло на поверхность обширное семейство Канделаки в Афинах – дальние родственники Марго, – и она зачастила в Грецию. Эти поездки увенчались появлением на горизонте некоего Петроса Ставропуло. Король ограничился тем, что навел справки, и, убедившись в том, что у грека собственная фирма и неплохой доход от оливковых плантаций под Салониками, предпочел не вмешиваться.

– Как у тети Кати дела? – потянувшись, спросил Король. – Сто лет не был.

– Зато Зямка Лягушонок торчит с утра до ночи. – Марго села, прислонившись к стене, усмехнулась: из темноты ярко блеснули зубы. – Тетя Катя – молодцом. Никакая конкуренция ее не берет. Негритянку завела, Наной зовут. Ну, я тебе доложу, динамо-машина! Одна за весь бордель пахать может и не сильно вспотеет.

– То-то Лягушонок третий день на ходу спит.

– Еще бы... Нанка кого хочешь заездит. Знаешь, как она делает? – Марго растянулась на животе рядом с Королем, протянула руку. Он увидел совсем близко ее сощуренные, как у проказливого чертенка, глаза.

– Сперва вот так... А потом так... И вот здесь... Леж-ж-жи, тебе говорят, не двигайся!

Из сада одуряюще пахло акацией. Огромная луна стояла прямо в окне, серый свет падал на развороченную постель, на полу шевелились тени. Висящая на стене Джоконда взирала на освещенное безобразие со снисходительной улыбкой. Старинные часы с маятником тихо отсчитывали время.

– Ну, как? – довольно спросила Марго десять минут спустя, откидываясь на спину. Ее повлажневшая от пота кожа блестела в лунном свете, спутанные волосы разметались по подушке. Король небрежно погладил их:

– Ничего. Только Нана немного не так делает...

– Что?.. – поперхнулась Марго. – Ах ты, скотина!!!

В ту же секунду скрученная в валик подушка обрушилась на голову Короля. Тот, хохоча, отбивался:

– Мать! Стой! Пошутил! Не был я там! Ну, не был! Ну, хватит, пух летит!

– Ой, да мне-то что, – неожиданно успокоилась Марго. Бросила подушку, тихо рассмеялась. – Ох, сволочь... Воблы хочешь?

– Хочу.

Встав, Марго ушла в кухню. Вернулась с тарелкой семечек и большой воблой. Луна покинула окно, скрылась за Ближними Мельницами. Запах акаций чувствовался острей – близилось утро. Из темного угла доносилось сонное бормотание Прокурора: «Кар-р-рамба... Пута, пута, пута...»

– Значит, закрываешь лавочку. – Марго задумчиво щелкала семечки. – Ну, по-моему, правильно. Только кто вместо тебя Одессой займется?

– Таракан пусть занимается.

– Очень Леньке нужно. Ему еще раньше тебя это надоело. У него Лариска на седьмом месяце... Скоро вернешься?

– Как управлюсь. – Король отправил за окно рыбий хвост. – С цыганьем заранее ничего не знаешь.

– И зачем ты с ними связался? Сколько лет уже... – Марго легла рядом. Король положил голову ей на грудь, закрыл глаза. Теплая, пахнущая морской солью ладонь погладила его по волосам. – Знаешь, что я думаю? Только не злись. Ты просто Нинку ищешь.

Тишина. Прокурор в клетке умолк, потрещав напоследок жесткими, как фанера, перьями. Потянувший сквозняк шевельнул занавеску. В саду резко, тоскливо крикнула ночная птица.

– Сдурела, мать, – сказал Король. – Где ее теперь сыщешь?

– Вот и думал бы об этом почаще. Шесть лет – не шутка. У нее свой мужик давно и семеро по лавкам где-нибудь в Виннице. У цыганья это быстро, сам знаешь. А ты все как дурак...

– Ты что, помнишь ее? – попытался он перевести разговор.

– Еще бы не помню! – фыркнула Марго. – Красота несказанная! По Привозу гоняла с голым задом!

– Ну, у меня не гоняла...

– Гоняла, гоняла! И тебя не спрашивала! Вся Одесса над тобой смеялась...

– Будя врать. – Король зевнул, закрыл глаза. – Спи давай.

Марго вздохнула, повернулась спиной. Король негромко окликнул ее – она не отозвалась. Тогда он поднялся. В темноте вышел на кухню, не спеша напился теплой воды из чайника, закурил. Сна не было.

– Уходи, – приказала Мария. С той стороны двери последовал короткий смешок. Звонок снова заверещал на всю квартиру. Мария зажала уши руками, зажмурившись, закричала:

– Убирайся! Убирайся! Уйди! Я милицию вызову!

– Снесу дверь, – предупредили снаружи. – До трех считать или до одного?

– Ой, господи... – от бессилия она разревелась. Мельком увидела себя в зеркале: встрепанную, перепуганную, с распахнувшимся на груди халатом... и застонала от ненависти к этому отражению.

– Подожди. Оденусь.

– Чего я там не видал?

И правда чего, устало подумала Мария, накидывая поверх халата вязаную шаль и кое-как прихватывая шпильками волосы. Пудриться было уже некогда. Смахнув рукавом остатки слез, она открыла дверь.

Граф вошел, как к себе домой – не спеша, уверенно. Попытался обнять Марию, но она зло вырвалась:

– Совесть у тебя есть?

– Да чего ты? – удивился он, но настаивать не стал. Тяжело опустил на пол большую, туго набитую сумку.

– Это что? Жена из дома выгнала?

– Какая жена, дура? – отмахнулся он, снимая куртку. – Свадьба через месяц только.

И не врет даже... А с чего ему врать? Все цыгане уже знают... Мария несколько раз глубоко вздохнула. Как можно спокойнее, попросила:

– Ты не ходи ко мне больше. Хватит. Зачем?

Граф будто не услышал. Подойдя к столу, тронул пальцем колоду карт, стянул платок со старинного зеркала на бронзовой ножке.

– Все гадаешь? Хорошо гаджэ платят? – не дождавшись ответа, он кивнул на телевизор под кружевной салфеткой. – Не тебя вчера показывали? «Госпожа Мария, потомственная ясновидящая...» Хорошо получилось, нашим понравилось. Белаш за рекламу платил или сама? Еще бы разок надо, так вернее.