тяжёлого поведения. Вот и отлично, вот и не нужно ему напоминать...

Дидж очень любил думать, что у него, может быть, есть шанс занять в сердце Дэла свободное место.

Стать Дэлу ближе. Стать другом. Или, может быть, больше.

О большем мечтала и маленькая хорошенькая сучка по имени Карамелька, которая танцевала у шеста только для одного Дэла, даже если зал «Паноптикума» был битком, как сегодня, и на неё пялились с вожделением все мужики, кто был ещё достаточно трезв для того, чтобы возбудиться. Ей было плевать на всех, кроме Дэла. А Дэлу было плевать вообще на всех.

Он не смотрел ни на кого, надёжно спрятав глаза за оранжевыми зеркальными стёклами. В этих очках не понятно, остаются ли глаза Дэла бесстрастными, улыбаются ли, наполняются ли слезами в тот или иной момент.

Он любит говорить, что у киборгов сердца из стали. Это так удобно говорить, скрывая глаза.

Дидж вздохнул и подлил Дэлу ещё джина.

- Ну, будем, - буркнул Дэл, намереваясь осушить стакан одним глотком. Дидж остановил его.

- Давай выпьем за что-нибудь!

- За что?

«За тебя», - едва не ляпнул координатор, но сдержался.

- Ну, как обычно, - Дидж попытался развязно улыбнуться, - за любовь!

Дэл сжал челюсти, потом буркнул:

- Никогда никого не любил, не люблю и любить не буду. После чего одним махом опрокинул в себя напиток и ушёл на танцпол.

Дидж вздохнул снова, снял очки и принялся задумчиво их протирать фланелевым платком.

***

Кукольник сидел в чёрном кресле из отполированного твёрдого пластика, увитый пронзительно- ледяными пуповинами многочисленных стальных проводов и трубок. Туда-сюда по неподвижному телу сновали хромированные многоножки и паучки. Время остановилось в заиндевелом бункере. Но снаружи

этого царства металла и холода оно неслось стрелой, пророча великие перемен