Вильгельм», отходящем в пятницу.

Беренис, которая, разумеется, была в курсе всех дел Каупервуда, решила выехать с матерью двумя днями раньше на пароходе «Саксония». Они условились с Каупервудом, что будут ждать его в Лондоне в отеле «Кларидж», где они уже останавливались в прежнюю свою поездку.

Каупервуд, преследуемый репортерами, сообщил, что он с женой отправляется в Европу на все лето, что с Чикаго его теперь ничто не связывает и что он на ближайшее время не строит никаких планов и не интересуется никакими предприятиями. Это заявление вызвало весьма оживленный отклик; в газетах снова появились заметки о его поразительной карьере, его называли гением и удивлялись, что такой исключительный финансист и с таким капиталом бросает дела и удаляется на покой. Каупервуд ничего не имел против этой газетной шумихи, во-первых, потому, что она на этот раз неожиданно обернулась ему на пользу, а во-вторых, потому, что она служила отличной ширмой для его истинных планов и таким образом давала ему возможность действовать не торопясь.

Итак, они отплыли. Эйлин прогуливалась на палубе с таким видом, как если бы занимать первенствующее положение в обществе рядом с Каупервудом было для нее вполне привычным делом.

Что же касается Толлифера, для которого теперь настало время приступить к исполнению своих новых обязанностей, он весь внутренне подобрался и чувствовал себя в полной боевой готовности. Каупервуд, когда они попадались друг другу на глаза, не обращал на него ни малейшего внимания и, разумеется, и вида не подавал, что знает его. Понимая, что так оно и должно быть Толлифер старался держать себя как можно более непринужденно: встречаясь на палубе с Эйлин, он украдкой поглядывал на нее и замечал, что и она тоже поглядывает на него — и не без интереса. Ему не нравились ее кричащие туалеты, отсутствие сдержанности, вкуса, она казалась ему несколько вульгарной. Его каюта находилась на палубе Б, но обедал он за капитанским табльдотом. Чете Каупервуд обед подавали в их собственные апартаменты. Однако капитан, которому весьма льстило присутствие на его корабле таких пассажиров, как супруги Каупервуд, жаждал создать из этого рекламу для себя и своего парохода. Оценив общительность и веселый нрав Толлифера, он постарался внушить ему интерес к знаменитому миллионеру и предложил познакомить его с супругами Каупервуд.

Итак, на второй день плавания капитан Генрих Шрейбер послал осведомиться о самочувствии мистера и миссис Каупервуд, прося их оказать ему честь воспользоваться его услугами. Не желает ли мистер Каупервуд осмотреть корабль? Среди пассажиров имеются его пылкие поклонники, в том числе и сам капитан, которые, если мистер Каупервуд не возражает, жаждут быть ему представленными.

Каупервуд, догадываясь, что тут не обошлось без Толлифера, передал это предложение Эйлин и ответил, что они очень рады и просят пожаловать к себе капитана и пассажиров, желающих познакомиться с ними. Капитан, отрекомендовавшись Каупервудам, представил им мистера Уилсона Стайлса, драматурга, мистера Куртрайта, губернатора штата Арканзас, и представителей светского нью-йоркского общества: мистера Брюса Толлифера и мисс Алассандру Гивенс, направляющуюся в Лондон к сестре. Толлифер, заметив в числе пассажиров хорошенькую Алассандру и припомнив, что отец ее видный человек в обществе, представился ей в качестве друга кого-то из ее знакомых, и Алассандра, плененная неотразимым Толлифером, без труда попалась на эту удочку.

Эйлин очень понравился этот неожиданный прием гостей. Когда они вошли, она поднялась с кресла и, отложив журнал, который она перед этим рассматривала, встала рядом с супругом приветствовать посетителей. Каупервуд сразу отметил Толлифера и его спутницу, изящную мисс Гивенс, в которой он с первого взгляда угадал девушку из хорошего общества. Толлифер представился Каупервуду с таким видом, как если бы он его до сих пор никогда в глаза не видал. Эйлин явно заинтересовалась им.

— Счастлив познакомиться с супругой такого замечательного человека, как мистер Каупервуд, — сказал он, глядя ей в глаза. — Вы, я полагаю, направляетесь на континент?

— Мы сначала остановимся в Лондоне, — отвечала Эйлин. — А потом уже поедем в Париж и дальше. У моего мужа всюду оказывается масса всяких финансовых дел, куда бы он ни поехал.

— Судя по тому, что пишут о мистере Каупервуде, иначе и быть не может, — обворожительно улыбнувшись, подхватил Толлифер. — Быть подругой такого многогранного человека — это поистине великое дело, миссис Каупервуд. Честное слово, я бы сказал, что это ответственная задача.

— Вы совершенно правы, — подтвердила Эйлин. — Это и в самом деле трудная задача. — И польщенная этим признанием ее великой роли, она благодарно улыбнулась ему в ответ.

— А вы не думаете пробыть некоторое время в Париже? — поинтересовался он.

— Да, конечно. Я еще не могу сказать, какие планы будут у моего мужа, когда мы приедем в Лондон, но сама я думаю поехать в Париж, — может быть, на несколько дней.

— А я предполагаю быть в Париже на скачках. Может быть, мы с вами еще увидимся. Если вы будете там в это же время и у вас не будет никаких дел, мы могли бы как-нибудь встретиться и провести вечер.

— Ах, это было бы замечательно! — У Эйлин даже заблестели глаза: так приятно было, что к ней проявляют интерес. Ведь внимание такого обаятельного человека, несомненно, возвысит ее и в глазах Каупервуда. — Но вы, кажется, еще не поговорили с моим мужем… Пойдемте к нему.

И она в сопровождении Толлифера направилась к Каупервуду, который стоял в другом конце салона, беседуя с капитаном и мистером Куртрайтом.

— Послушай, Фрэнк, — весело сказала она, — вот еще один из твоих поклонников, — и, обратившись к Толлиферу, прибавила: — Как мне ни лестно, я не могу считать себя главным объектом вашего внимания, мистер Толлифер.

Каупервуд повернулся к Толлиферу с самой любезной улыбкой и сказал шутливо:

— Поклонники народ приятный, мы всегда рады их приветствовать. А вас, мистер Толлифер, по- видимому, тоже можно считать одним из участников нашего весеннего нашествия на континент?

Каупервуд держал себя с такой непринужденностью, что Толлифер, невольно следуя его примеру, улыбнулся и так же шутливо ответил:

— Да, похоже, что так. У меня много друзей в Лондоне и в Париже, а потом я думаю отправиться куда-нибудь поближе к морю. Один из моих приятелей живет в Бретани. — И, повернувшись к Эйлин, он добавил: — Вот на что бы вам действительно следовало посмотреть, миссис Каупервуд! Такие чудесные места!

— Ну что ж, я не прочь, — сказала Эйлин, глядя на Каупервуда. — Ты как думаешь, Фрэнк, мы не могли бы включить Бретань в план нашего летнего путешествия?

— Пожалуй… За себя, конечно, я не могу поручиться, дела… Ну, а может и удастся выкроить несколько дней, — любезно прибавил он. — Вы надолго в Лондон, мистер Толлифер?

— Да я пока еще и сам не знаю, — невозмутимо отвечал Толлифер. — Может быть, поживу с неделю или около того.

В эту минуту Алассандра, которой надоело слушать мистера Стайлса, безуспешно пытавшегося произвести на нее впечатление, подошла проститься с Каупервудами, решив положить конец визиту.

— А вы не забыли наши планы на сегодня, Брюс? — спросила она Толлифера.

— Ах, да, да! Пожалуйста, извините нас, нам в самом деле уже пора. — И, обратившись к Эйлин, он добавил: — Надеюсь, миссис Каупервуд, мы с вами еще не раз будем иметь удовольствие встречаться?

Эйлин, уязвленная холодным, самоуверенным тоном чересчур миловидной юной Алассандры, откликнулась с преувеличенной любезностью:

— О да, конечно, мистер Толлифер, я буду очень рада, — и тут же, перехватив пренебрежительную усмешку на губах мисс Гивенс, прибавила: — Как жаль, что вам пора уходить мисс…

— Мисс Гивенс, — поспешил подсказать Толлифер.

— Ах, да… — улыбкой поблагодарила его Эйлин. — Я не разобрала имени.

Но Алассандра только чуть-чуть приподняла свои тонкие брови, взяла Толлифера под руку и, улыбнувшись на прощанье Каупервуду, направилась к двери.

Эйлин, оставшись наедине с Каупервудом, перестала сдерживаться.

— Ах, как я ненавижу этих светских выскочек, — с возмущением воскликнула она, — ведь у них нет ничего за душой, кроме их семейных связей, а почему-то они всюду лезут вперед и воображают, что все должны уступать им дорогу!

— Будет тебе, Эйлин, — успокаивал ее Каупервуд. — Сколько раз я тебе говорил — всякий старается