Чикаго, рассчитывая и впредь хоть изредка встречаться с Лестером. Увидев ее на пароходе, Дженни очень удивилась, и тревожные мысли снова стали одолевать ее. Теперь положение было для нее ясно; не будь ее, миссис Джералд несомненно вышла бы замуж за Лестера. А сейчас… трудно что-нибудь сказать. Летти — самая подходящая для него жена по своему рождению, воспитанию, положению в обществе. Но в более широком человеческом плане Дженни все-таки была ему ближе, это она чувствовала безошибочно. Может быть, время поможет разрешить этот сложный вопрос: а пока они все трое по-прежнему оставались друзьями. В Чикаго они расстались: миссис Джералд проследовала в Цинциннати, а Лестер с Дженни снова водворились в своем доме в Хайд-Парке.

По возвращении из Европы Лестер всерьез стал подыскивать себе новое поле деятельности. Ни одна из крупных компаний не обращалась к нему с предложениями, главным образом потому, что у него была репутация сильного и властного человека, который, войдя в любое предприятие, непременно захочет играть в нем первую скрипку; о перемене в его финансовом положении ничего не было известно. Мелкие компании, о которых он собрал сведения, влачили жалкое существование или выпускали негодную, на его взгляд, продукцию. В небольшом городке на севере штата Индиана он, правда, обнаружил одно предприятие, имевшее, казалось, кое-какие перспективы. Во главе его стоял опытный мастер-каретник — таким в свое время был отец Лестера, — не наделенный, однако, особыми деловыми способностями. Он получал весьма скромную прибыль с пятнадцати тысяч долларов, вложенных в предприятие стоимостью тысяч в двадцать пять. Лестер решил, что с введением надлежащих методов и при наличии настоящей деловой хватки здесь можно кое-чего добиться. О быстрых успехах не могло быть и речи, крупные барыши если и были возможны, то лишь в очень отдаленном будущем. Все же Лестер подумывал о том, чтобы вступить в переговоры с хозяином этого предприятия, но тут до него дошла весть о создании каретного треста.

Все это время Роберт энергично занимался давно задуманной им коренной реорганизацией производства экипажей. Он всячески старался доказать своим конкурентам, что объединение сулит куда больше прибыли, чем соперничество и стремление вытеснить друг друга с рынка. Доводы его были так убедительны, что крупные компании сдавались на них одна за другой. Через несколько месяцев соглашение было оформлено, и Роберт стал президентом «Объединенной ассоциации по производству экипажей», располагавшей акционерным капиталом в десять миллионов долларов и основными средствами, равными трем четвертям этой суммы. Он достиг своего и был счастлив.

Лестер оставался в полном неведении относительно этих важных перемен. Несколько коротких газетных заметок о предполагаемом слиянии ряда предприятий по производству экипажей не попались ему на глаза, потому что он в это время был за границей. Вернувшись в Чикаго, он узнал, что муж Имоджин, Джефферсон Миджли, по-прежнему ведает чикагским отделением и живет в Ивенстоне; однако ссора с родными помешала Лестеру получить какие-либо сведения из первых рук. Случай вскоре открыл ему глаза на то, что произошло и — нужно сказать, — при довольно досадных обстоятельствах.

Поразительную новость сообщил ему не кто иной, как мистер Генри Брейсбридж из Кливленда, с которым Лестер встретился в клубе через месяц после приезда из Европы.

— Ты, я слышал, расстался с отцовской компанией, — заметил Брейсбридж с любезной улыбкой.

— Да, — сказал Лестер. — Расстался.

— А теперь какие у тебя планы?

— Да я тут обдумываю одно дело. Хочу завести собственное предприятие.

— Но против брата ты едва ли пойдешь? Он это не плохо придумал со своей ассоциацией.

— С какой ассоциацией? Понятия не имею. Я только что вернулся из Европы.

— Ой, смотри, Лестер, так ты все на свете проспишь, — сказал Брейсбридж. — Твой брат создал крупнейший трест в вашей отрасли производства. Я был уверен, что ты в курсе дела. Объединились все крупные компании — Вудс, Лайман-Уинтроп, Майер-Брукс. Твой брат избран президентом. Он, наверное, на одном распределении акций заработал миллиона два.

Лестер поднял брови, глаза его смотрели холодно.

— Ну что ж, я очень рад за Роберта.

Брейсбридж понял, что Лестер задет за живое.

— До свидания, дорогой, мне пора, — сказал он. — Когда будешь в Кливленде, заглядывай к нам. Мы с женой тебя любим, ты это знаешь.

— Знаю, — сказал Лестер. — До свидания.

Он побрел в курительную. После того, что он узнал, его новая затея потеряла для него всякий интерес. Хорош он будет в роли хозяина захудалой фабрики, когда его брат — президент каретного треста! Да Роберт через год пустит его по миру. Когда-то он сам мечтал о такой ассоциации. Он мечтал, а Роберт взял и создал.

Одно дело сносить удары судьбы, столь часто обрушивающиеся на одаренных людей, когда ты молод, смел, исполнен воинственного духа. И совсем иное дело, когда молодость уже позади, когда основное твое состояние ускользает у тебя из рук, а новые пути к богатству и успеху закрываются перед тобой один за другим. Откровенное нежелание «общества» признать Дженни, созданная вокруг нее газетная шумиха, размолвки с отцом и его смерть, потеря состояния, разрыв с отцовским предприятием, поведение Роберта, наконец, новый трест — все обескураживало, угнетало Лестера. Он старался не показывать вида, и до сих пор это ему как будто удавалось, но теперь он вдруг почувствовал, что всему есть предел. Домой он вернулся чернее тучи. Дженни сразу это заметила, вернее она этого ждала. Весь вечер, пока его не было дома, ее томила какая-то безотчетная тоска. И вот он вернулся, и она поняла — у него серьезные неприятности. Первым побуждением ее было спросить: «Что случилось, Лестер?» — но она сдержалась и мудро решила, что он, если захочет, сам расскажет ей обо всем. Она сделала вид, что ничего не заметила, и постаралась развлечь его ласково и неназойливо.

— Веста сегодня очень довольна собой, — начала она. — Принесла из школы отличные отметки.

— Это хорошо, — отозвался он мрачно.

— И танцевать она стала замечательно. Как раз перед твоим приходом она показывала мне новые танцы, которые только что выучила. Такая прелесть — ты просто представить себе не можешь.

— Очень рад слышать, — пробурчал он. — Я же говорил, что ей стоит учиться. И пора, пожалуй, перевести ее в другую школу, получше.

— А папа все сердится, даже смешно. Она еще смеет его дразнить, шалунья этакая. Сегодня все предлагают поучить его танцевать. Если бы он не любил ее так, он бы ей уши надрал.

— Могу себе представить! — улыбнулся Лестер. — Наш дед танцует. Ну и картина!

— Он ворчит, бушует, а ей хоть бы что.

— Молодец, девочка, — сказал Лестер.

Он искренне любил Весту и все больше интересовался ею.

Дженни продолжала болтать, и ей удалось немного рассеять мрачное настроение Лестера. А когда пришло время ложиться спать, он сам заговорил наконец о своих заботах.

— Пока мы были за границей, Роберт здесь устроил недурную финансовую комбинацию.

— А что такое? — насторожилась Дженни.

— Сколотил каретный трест, не более и не менее. Теперь его трест вберет в себя все, что в стране сколько-нибудь значительного по этой части. Брейсбридж мне рассказал, что Роберт избран президентом и что у них чуть ли не восемь миллионов капитала.

— Да что ты! — воскликнула Дженни. — Тогда тебе, вероятно, не стоит вступать в новую компанию, о которой ты говорил.

— Да, сейчас это было бы глупо. Может быть, позже, не знаю. Пока нужно подождать, посмотреть, что получится из этого нового треста. Мало ли какой курс он может взять.

Дженни была огорчена до глубины души. Никогда раньше она не слышала от Лестера ни слова жалобы. Ей страстно хотелось утешить его, но она понимала, что это не в ее силах.

— Ну что ж, — сказала она. — Есть и еще много интересного на свете. Я бы на твоем месте не стала торопиться. Время у тебя есть.

Больше она ничего не решилась добавить, но он вдруг почувствовал, что, и правда, нечего себя терзать. В конце концов еще на два года ему обеспечен более чем достаточный доход. При желании можно его умножить. И все же Лестера грызла мысль, что брат так стремительно идет в гору, а он стоит на месте, или, вернее, плывет по течению. Это было обидно; а главное — он стал чувствовать, что теряет почву под