подумала, что она… — Луиза опять хотела сказать «твоя экономка», но Лестер, не помня себя от бешенства, грубо перебил ее:

— Мне все равно, что ты о ней подумала. Она лучше многих, кто воображает себя высшими существами. Знаю я, что ты думаешь. Это все ерунда. Я поступаю, как хочу, и твое мнение меня не интересует. Я сам за себя отвечаю и прошу обо мне не заботиться.

— И не буду, можешь быть уверен, — отпарировала Луиза. — Что семья для тебя ничего не значит, это мне теперь совершенно ясно. Но будь у тебя хоть капля совести, ты никогда бы не допустил, чтобы твоя сестра очутилась в таком месте. Мне просто противно, и другие, когда узнают, скажут то же самое, вот и все.

Она круто повернулась и вышла вон, по дороге бросив уничтожающий взгляд на Дженни, которая на беду оказалась в дверях гостиной. Весты в комнате не было. Дженни немного погодя вошла к Лестеру и закрыла за собой дверь. Сказать ей было нечего. Лестер, откинув густые волосы с высокого лба, лежал на подушке, усталый и хмурый. «Какая злая ирония судьбы! — думал он. — Теперь она приедет домой и всем все расскажет. Отец узнает, и мать, Роберт, Имоджин, Эми — все узнают. И отрицать невозможно: Луиза видела достаточно». Лестер в задумчивости устремил взгляд на стену.

Тем временем Дженни, занимаясь своими домашними делами, тоже предавалась размышлениям. Так вот какого мнения о ней другая женщине! Теперь понятно, что думает свет. До семьи Лестера ей так же далеко, как до другой планеты. Для его родителей, братьев и сестер она дурная женщина, неизмеримо ниже его по своему положению в обществе, неизмеримо ниже его морально и умственно, она уличная девка, тварь. А она-то надеялась со временем восстановить свою репутацию. Эта мысль была ей всего больнее, ранила как ножом. Да, она действительно дурная и низкая в глазах Луизы, в глазах света, а главное, в глазах Лестера. Может ли быть иначе? Она молчала и не жаловалась, но боль унижения и стыда не отпускала ее. Ах, если бы как-нибудь оправдаться во мнении всех этих людей; жить честно, стать порядочной женщиной! Как это сделать? Добиться этого необходимо, но как?

Луиза, глубоко уязвленная в своей семейной гордости, тут же возвратилась в Цинциннати, где и рассказала про свое открытие, не скупясь на подробности. По ее словам, ей отворила дверь «совсем простая, глупая на вид женщина», которая, услышав, кто она, даже не пригласила ее войти, а застыла на месте «с самым, что ни на есть виноватым выражением лица». Лестер — тот вел себя бессовестно, так и выложил ей всю правду. Когда она спросила, чей это ребенок живет с ними, он отказался ответить. «Не мой», — вот и все, что он ей сказал.

— Ах, боже мой, боже мой! — вздыхала миссис Кейн, первой узнавшая новость. — Мой сын, мой Лестер! Как он мог?

— И такая низкая тварь! — не уставала восклицать Луиза, словно желая бесконечным повторением придать больше убедительности своим словам.

— Я пошла туда просто потому, что хотела ему помочь, — продолжала она. — Мне сказали, что он нездоров, я думала, может быть, он серьезно заболел. Разве могла я предположить?..

— Бедный Лестер! — воскликнула мать. — Подумать только, что он мог до этого дойти!

Миссис Кейн попыталась разобраться в трудной задаче, но, не зная, с какой меркой к ней подойти, вызвала по телефону мужа, который пришел с фабрики и выслушал рассказ молча, с застывшим лицом. Так, значит, Лестер открыто живет с женщиной, о которой они до сих пор даже не слышали. Что же им предпринять? Родительский авторитет не поможет. Лестер сам себе авторитет, это сильная натура, и на упреки он ответит равнодушием, а может быть, и даст отпор. Если попытаться на него воздействовать, нужно пустить в ход дипломатию.

Арчибалд Кейн возвратился на фабрику огорченный и негодующий, с твердым решением что-то предпринять. Вечером у него состоялась беседа с Робертом, который сознался, что до него уже доходили тревожные слухи, но он предпочитал молчать. Миссис Кейн подала мысль — не съездить ли Роберту в Чикаго поговорить с Лестером.

— Он обязан понять, что своим поведением наносит себе непоправимый вред, — сказал старик Кейн. — Такие вещи никому не сходят безнаказанно. Он должен либо жениться на этой женщине, либо порвать с нею. Так и передай ему от меня.

— Все это очень хорошо, — сказал Роберт, — но кто будет его убеждать? У меня, по правде сказать, нет желания этим заниматься.

— Я не теряю надежды, — сказал старик. — Ты поезжай, попробуй. Вреда от этого не будет. А может, он и одумается.

— Едва ли, — возразил Роберт — Он большой упрямец. Особой пользы я в таких разговорах не вижу Но раз ты просишь, я, конечно, съезжу. И маме этого хочется.

— Да, да, — сказал вконец расстроенный старик, — ты все-таки съезди.

И Роберт отправился в Чикаго. Не теша себя надеждой на успех своего предприятия, он, однако, находил удовлетворение в том, что нравственность и справедливость всецело на его стороне.

Прибыв в Чикаго на третье утро после посещения Луизы, Роберт позвонил на склад, но Лестера там не оказалось. Тогда он позвонил ему домой и деликатно предложил где-нибудь встретиться. Лестер еще не совсем поправился, но предпочел приехать в контору. Он приветствовал Роберта по обыкновению бодро, и некоторое время они говорили о делах. Затем наступило настороженное молчание.

Роберт начал издалека:

— Ты, вероятно, знаешь, зачем я сюда приехал?

— Догадываюсь, — отвечал Лестер.

— Дома все очень встревожились, узнав о твоей болезни, особенно мама. Ты совсем поправился?

— Кажется, да.

— Луиза рассказала, что застала тебя в несколько своеобразной домашней обстановке. Ты, конечно, не женат.

— Нет.

— Та женщина, которую видела Луиза, — это просто… — Роберт выразительно повел рукой по воздуху.

Лестер кивнул.

— Я не хочу допрашивать тебя, Лестер. Я не за тем приехал. Просто наши просили меня с тобой повидаться. Мама была в таком отчаянии, что я обязан был это сделать, хотя бы ради нее…

Он умолк, и Лестер, тронутый таким почтительным и справедливым замечанием, почувствовал, что наотрез отказаться от объяснений было бы просто неучтиво.

— Едва ли я могу сказать тебе что-нибудь утешительное, — начал он немедленно. — Мне, собственно, нечего сказать. Женщина эта существует, и я с ней живу, а нашим это не нравится. Хуже всего, пожалуй, то, что по несчастной случайности вы об этом узнали.

Он замолчал, предоставляя Роберту обдумать его трезвые рассуждения. Лестер, видимо, относился к своему положению спокойно. И слова его звучали, как всегда, здраво и убедительно.

— Ты не собираешься на ней жениться? — нерешительно спросил Роберт.

— Пока нет, — хладнокровно ответил Лестер.

Минуту они молча смотрели друг на друга, потом Роберт обратил взгляд на лежавший за окном город.

— Вероятно, нет смысла спрашивать тебя, любишь ли ты ее, — отважился он сказать.

— Право, не знаю, как я стал бы обсуждать с тобой это неземное чувство, — мрачно съязвил Лестер. — Мне не довелось его испытать. Я знаю только, что эта женщина вполне меня устраивает.

Роберт опять помолчал.

— Что ж, — сказал он наконец, — речь идет о твоем благополучии и о спокойствии семьи. Будем считать, что нравственность здесь ни при чем, во всяком случае, не нам с тобой обсуждать эту сторону