застряли?

— Чай, сын мой, — ответил Юджин. — Не выпьете ли со мной чашку?

— С удовольствием.

— Представьте, мистер Скалджер, мистер Витла хочет убедить меня, что мне нельзя смеяться, — пожаловалась Сюзанна, протягивая Скалджеру чашку чаю. — Можно только улыбаться. — Губы ее раскрылись, и она весело расхохоталась. Юджин невольно рассмеялся вместе с ней. — Мама (она каждый раз произносила «мама») уверяет, что я вечно хихикаю! Меня, наверно, прогонят отсюда, правда?

Она снова повернулась к Юджину и посмотрела на него своими большими смеющимися глазами.

— Допускаются, конечно, исключения, — сказал он, — и я готов, пожалуй, сделать одно, но ни в коем случае не больше!

— А зачем одно? — лукаво улыбаясь, спросила она.

— Ах, только ради того, чтобы услышать естественный смех, — протянул он чуть жалобно. — Чтобы услышать настоящий беззаботный смех. Вы умеете смеяться беззаботно?

Она снова расхохоталась, и он уже собирался сказать, что у нее смех действительно беззаботный, но тут Анджела позвала его слушать Флоренс Рил, которая опять собиралась петь, специально для него. Юджин нехотя отошел от мисс Дэйл, мысленно сравнивая ее с яркой мейсенской статуэткой. Она казалась ему изменчивой в своем совершенстве, как весенний вечер, нежной, трепетной и пленительной, как отдаленная музыка, звучащая в ночи над водой. Он подошел к роялю и, отдавшись чувству легкой грусти, стал слушать романс «Летний ветер веет, веет» в прекрасном исполнении Флоренс Рил.

Юджин слушал и думал о Сюзанне. Его взгляд невольно обращался в ее сторону. Он разговаривал с миссис Дэйл, с Генриеттой Тенмон, с Люком Севирасом, с мистером и миссис Дьюла, с Паялеем Стояном (который был теперь специальным корреспондентом какой-то газеты) и с другими, а сам ни на минуту не забывал о ней. Как она прелестна! Как очаровательна! Если бы еще хоть раз в жизни насладиться любовью такой девушки!

Гости начали разъезжаться, Анджела и Юджин провожали их. Поскольку Сюзанна все еще была занята исполнением своих обязанностей, миссис Дэйл тоже задержалась, продолжая беседовать с Артуром Скалджером. Юджин ходил из студии в переднюю и обратно, поглядывая украдкой на Сюзанну, скромно стоявшую у самовара и чашек. Давно не видел он такого молодого и свежего существа. Она напоминала ему только что распустившуюся белую водяную лилию. Она была свежа, как ветка цветущей яблони, как первая сочная весенняя травка. Глаза ее были ясны, как прозрачный ключ, а кожа — белее слоновой кости. Ее не коснулись еще ни усталость, ни забота, ни черные мысли, — все в ней говорило о здоровье и счастье. «Какое лицо!» — восторгался он, издали наблюдая за ней. — Трудно себе представить более прелестное создание. Она сверкает, как солнечный луч.

Перед его глазами встал образ Фриды Рот, а из далекого-далекого прошлого вынырнуло воспоминание о Стелле Эплтон.

Молодость, молодость! Что в этом мире может быть прекраснее и желаннее? Что может сравниться с нею? После пыльных грязных улиц, после печального зрелища старости и увядания (морщинки у глаз, складки кожи на шее, массаж, румяна, пудра) вдруг — настоящая молодость, не только тела, но и души, — глаза, улыбка, голос, движения — все молодое. Такое чудо невозможно изобразить на полотне! Кто мог бы на это отважиться? Кому это удавалось?

Юджин пожимал гостям руки, кланялся, деланно улыбался, смеялся, шутил, но думал неотступно об одном — о чуде, каким была молодость и красота Сюзанны Дэйл.

— О чем это ты замечтался? — спросила Анджела, подходя к мужу, который уселся в качалку у окна и при свете догорающей зари следил за игрой серебристо-серых и фиолетовых бликов на поверхности воды. В воздухе носились запоздалые чайки. Огромная фабрика на противоположном берегу выбрасывала из высоких труб спирали черного дыма. В ее стоглазой стене замерцали огоньки. Едва на соседней башне пробило шесть, раздался пронзительный рев сирены. Стоял конец февраля, и день был холодный.

— Да так, смотрю в окно. Красиво, — устало ответил он.

Анджела не поверила ему. Какая-то смутная тревога закралась ей в душу, но прошло то время, когда они могли ссориться из-за того, о чем Юджин думал. Слишком уж богато и беспечно им жилось. И все же ее мучило беспокойство.

Для Сюзанны Дэйл эта встреча прошла в сущности незаметно. Мистер Витла очень милый, приятный и красивый мужчина, а миссис Витла очень мила и моложава.

— Мама, ты смотрела из окна квартиры мистера Витлы?

— Да, детка, смотрела.

— Правда, чудный вид?

— Прекрасный!

— А тебе, мама, не хотелось бы жить на Риверсайд-Драйв?

— Возможно, мы когда-нибудь там и поселимся.

Миссис Дэйл задумалась. Да, Юджин интересный мужчина — молодой, блестящий, талантливый. Какую ошибку совершают молодые люди, когда так рано женятся. Вот вам преуспевающий человек, он принят в высшем обществе, у него привлекательная внешность, весь мир, можно сказать, открыт перед ним, а он женат на женщине, которая хоть и очень мила, но все же никак ему не пара.

«Ну что ж? — подумала она. — Такова жизнь. Стоит ли над этим задумываться? Каждый живет, как может».

Она решила, что недурно было бы написать на эту тему рассказ и попросить Юджина напечатать его в одном из своих журналов.

Пока происходили эти события, дела «Юнайтед мэгэзинс» неуклонно улучшались. Уже к концу первого года Юджин справился со многими трудностями как в рекламе, так и в издательском деле, и теперь они больше не беспокоили его, а к концу второго года предприятие было, можно сказать, на верном пути к расцвету. Юджин приобрел в издательстве такое большое влияние, что в огромном доме, где работало свыше тысячи человек, все знали его в лицо. Перед ним лебезили и расстилались почти так же, как перед Колфаксом и Уайтом, хотя последний, по мере того как улучшалось общее положение дел, становился все более властной и внушительной фигурой. Этот человек, получавший двадцать пять тысяч в год и имевший звание вице-президента, боялся, как бы новый директор не забрал себе всю власть. Его крайне раздражала самоуверенность Юджина, так как тому действительно недоставало такта и, вместо того чтобы держаться скромно, он склонен был подчеркивать свои заслуги. Он то и дело сообщал Колфаксу о своих новых успехах, не смущаясь присутствием Уайта, которого попросту не замечал. То он заполучил видного автора, то раздобыл новую рукопись для того или иного журнала, то придумал остроумный способ улучшения работы отделов или же заключил новый прибыльный контракт на изготовление реклам. Стоило ему появиться в кабинете президента, как он становился предметом всеобщего внимания — его хвалили, поздравляли, так как он вел дело энергично, и Колфакс это понимал. Уайт едва переносил его.

— Ну, какой еще подвиг удалось вам совершить? — весело спросил его однажды Колфакс в присутствии Уайта; он знал, что Юджин, как ребенок, любит похвалу и что над ним можно слегка подшутить. Уайт скрыл свое бешенство за притворной улыбкой.

— Подвигов особенных нет, но Хейз добился договора с консервной компанией Хамонд. Это значит, что в будущем году издательство получит лишних восемнадцать тысяч долларов. Пригодится, не правда ли?

— Молодчина Хейз! Черт возьми, Витла, я начинаю думать, что он, пожалуй, больше вашего смыслит в рекламе. Конечно, откопали его вы, никто не отрицает, но этот малый знает свое дело. Если бы с вами что-нибудь случилось, я непременно удержал бы его у себя.

Уайт сделал вид, будто ничего не слышит, но обрадовался и про себя решил оказывать Хейзу покровительство.

У Юджина вытянулось лицо; неожиданный интерес к успехам его помощника — в пику ему —