Саммерфилд показался ему чрезвычайно проницательным и энергичным человеком; внешне он чем-то напоминал японскую резную фигурку из твердого и гладкого дерева.

— Ну-с, а теперь расскажите мне подробно о себе, — начал Саммерфилд. — Откуда вы? Кто вы? Чем занимались раньше?

— Полегче, полегче! — непринужденно и добродушно ответил Юджин. — К чему такая спешка? Моя жизнь не бог весть как сложна. Биография у меня простая и короткая, как у всякого бедняка. Ее можно рассказать в двух словах.

Саммерфилд несколько опешил от этой резкости, вызванной в сущности его же собственным тоном, однако ничуть не рассердился. В этом было что-то для него новое. Проситель нисколько не робел и, по- видимому, даже не волновался. «Чудаковат, — подумал он, — но в меру. Очевидно, человек, видавший виды. Держит себя свободно и не злой».

— Ну, я вас слушаю, — сказал он, улыбнувшись. Ему очень понравилось, что Юджин не торопится. У этого человека было чувство юмора, а такой черты Саммерфилд до сих пор не встречал в заведующих художественным отделом. Насколько он мог припомнить, ни у одного из предшественников этого кандидата не было ни крупицы юмора.

— Итак, я художник, — начал Юджин, — работаю в «Уорлде». Надеюсь, это не будет поставлено мне в минус.

— Не будет, — сказал мистер Саммерфилд.

— И я хочу заведовать художественным отделом, так как думаю, что из меня выйдет хороший заведующий.

— Почему вы так думаете? — спросил Саммерфилд, любезно осклабившись.

— Видите ли, я люблю руководить людьми, — или так по крайней мере мне кажется. И умею завоевывать их расположение.

— Вы в этом уверены?

— Да, уверен. Во-вторых, та мелкая работа, которую я сейчас выполняю, не соответствует моим познаниям и опыту в области искусства. Я способен на гораздо большее.

— Это мне тоже нравится, — одобрил Саммерфилд.

Слушая Юджина, он думал о том, что человек этот очень привлекателен, немного, пожалуй, бледен и чересчур худощав для роли энергичного начальника, но, может быть, это только кажется. Волосы у него слишком длинные. И манеры, возможно, немного развязны. Но все же он ничего. Зачем только он носит мягкую шляпу? Почему художники непременно носят мягкие шляпы, во всяком случае большинство художников? Это придает им такой комичный и неделовой вид.

— Сколько вы получаете сейчас, если дозволено будет спросить?

— Меньше, чем я заслуживаю, — ответил Юджин. — Всего пятьдесят долларов в неделю. Но я согласился на это, так как рассматривал свою работу как средство для поправления здоровья. У меня было несколько лет назад сильное нервное расстройство. Теперь мне много лучше, и я не хочу оставаться на этой работе. Заведование же художественным отделом — мое призвание, так по крайней мере мне кажется. И вот я здесь, к вашим услугам.

— Вы хотите сказать, что раньше никогда не заведовали отделом? — спросил Саммерфилд.

— Никогда.

— Понимаете ли вы что-нибудь в рекламном деле?

— Когда-то мне казалось, что понимаю.

— Давно это было?

— Когда я работал в газете «Морнинг Эппил» в Александрии, штат Иллинойс.

Саммерфилд не мог удержаться от улыбки.

— Это, надо полагать, такой же крупный орган, как и викхемская «Юнион»? И, надо полагать, с такой же обширной сферой влияния?

— О, с гораздо большей, с гораздо большей, — невозмутимо отозвался Юджин. — Из всех провинциальных газет к югу от Сангамона александрийская «Морнинг Эппил» выходила самым большим тиражом.

— Понятно, понятно, — шутливым тоном согласился Саммерфилд. — То же самое можно сказать и про «Юнион». Но как же случилось, что вы разуверились в своем призвании к рекламе?

— Во-первых, я стал немного старше, — сказал Юджин. — А затем я решил, что мне суждено сделаться великим художником. Я приехал в Нью-Йорк и в горячке растерял все свои идеи относительно рекламы.

— Понимаю.

— Но, хвала небу, я опять нашел их, — теперь они у меня всегда при себе. И вот я здесь.

— Знаете, Витла, откровенно говоря, вы на обыкновенного и вполне надежного заведующего художественным отделом мало похожи. Но, возможно, что вы и справитесь. Если исходить из утвердившихся у нас здесь вкусов, вы, пожалуй, недостаточно «брызжете талантом». Все же я не прочь пойти на отчаянный риск. Вероятно, — как это всегда случалось, — я буду потом раскаиваться, но я так часто раскаивался, что пора мне уже привыкнуть к этому. Все мое тело покрыто болячками от укусов ос, которых я принимал за пчел. Но предположим, что вы получите в свое ведение настоящий, в натуральную величину художественный отдел, — что, по-вашему, можете вы с ним сделать?

Юджин подумал, раньше чем ответить. Эта пикировка забавляла его. Он чувствовал, что теперь, поговорив с ним, Саммерфилд его возьмет.

— Прежде всего я получил бы жалованье, а затем позаботился бы о том, чтобы допуск ко мне в кабинет был обставлен должным образом, — чтобы каждый, кто захочет меня видеть, думал, что я английский король… А потом уж…

— Я действительно был вчера занят, — извиняющимся тоном вставил Саммерфилд.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — весело ответил Юджин. — И, наконец, если бы меня хорошенько попросили, я снизошел бы до того, чтобы немного поработать.

Эта манера разговаривать и раздражала и забавляла Саммерфилда. Он любил людей с характером. С человеком, который не трусит, даже в том случае, когда не знает по-настоящему, как взяться за дело, можно будет сговориться. А у Юджина был, очевидно, изрядный запас знаний. К тому же его манера говорить и вести себя была сродни саркастическому и полушутливому тону самого Саммерфилда. В устах Юджина насмешка звучала значительно мягче, чем в его собственных, но это был тот же веселый, подтрунивающий тон. Он решил, что Юджин ему подходит. Во всяком случае испытать его нужно, и немедленно.

— Вот что я вам скажу, Витла, — сказал он наконец. — Я не знаю, справитесь вы с этим делом или нет, — весьма вероятно, что не справитесь, — но у вас есть, по-видимому, кое-какие идеи или они могут возникнуть под моим руководством, и я, пожалуй, дам вам возможность показать себя. Заметьте, однако, что большой уверенности в успехе у меня нет. Личные симпатии обычно роковым образом подводят меня. Но как бы там ни было, вы здесь, вы мне нравитесь, никого другого у меня нет на примете, так что…

— Благодарю, — сказал Юджин.

— Не благодарите. Вам предстоит тяжелая работа, если я решусь вас взять. Это не детская забава. Однако не мешает вам, пожалуй, пойти со мной и взглянуть на нашу контору. — И он повел Юджина в огромный главный зал, где в это время находилась лишь часть служащих (перерыв на завтрак еще не кончился), но по всему видно было, какое это внушительное предприятие.

— Здесь работает семьдесят два человека — стенографистки, счетоводы, агенты по сбору объявлений, составители реклам и коммерческие консультанты, — заметил он, сопровождая свои слова небрежным жестом, и двинулся дальше по направлению к художественному отделу, расположенному в другом корпусе, окна которого выходили на север и восток. — А вот это интересующий вас отдел, — сказал он, распахивая дверь в комнату, в которой стояло тридцать два рабочих стола и столько же мольбертов. Большинство художников ушло завтракать. Юджин был изумлен.

— Неужели вы столько народу держите? — спросил он, чрезвычайно заинтересованный.

— От двадцати до двадцати пяти человек постоянно, а иногда и больше, — ответил Саммерфилд. — Часть работы мы отдаем на сторону. Все зависит от степени загруженности.

— И сколько вы, как правило, платите?