Кто-то из верхних немецких чинов вмешивается в следствие с целью облегчить участь лидеров НТС. По словам Майковского, ему не позволяют допрашивать видных деятелей из «Комитета освобождения народов России», которые почти сплошь являются агентами гестапо и абвера. Вы слышали?

— Спасибо, Танечка, за добрые вести, будем надеяться, что немцы образумятся, — заговорил Столыпин. — Я очень опасался за жизнь арестованных. Желая расчистить атмосферу, сознавая опасность своего положения, разведывательные органы Германии сейчас подозревают всех и каждого в антинемецкой деятельности, арестовывают правых и виноватых. — Столыпин подтянулся, застегнул на вторую пуговицу свой двубортный черный костюм, расправил плечи, стараясь походить на Байдалакова.

«Ты не знаешь Гумилева, а то прочитал бы на манер Байдалакова из 'Старого конквистадора': 'Как всегда был дерзок и спокоен, и не знал ни ужаса, ни злости. Смерть пришла, и предложил ей воин поиграть в изломанные кости', — думал Граков, наблюдая за Столыпиным. — Если Байдалакова не выпустят, то тебя Околов тут же сожрет и сам станет председателем». И продолжал делать набросок портрета Столыпина, который чем-то неуловимо походил на Байдалакова и Околова одновременно; отложив блокнот, сказал:

— Интересно, как там наш «Маг»? Радио передавало — сегодня началась операция по захвату Белграда. Наступление осуществляется через массив Восточно-Сербских гор с выходом в Моравскую долину. Одновременно войска Тито с боями продвигаются к Нишу.

— Там они столкнутся с «Шюцкором» генерала Штейфона и казаками Шкуро, которые, согласно распоряжению Гиммлера, вольются в РОА, — приосанясь, заявил генерал Трухин. — Бригада Каминского тоже переходит в наше распоряжение. Ею будет командовать Буниченко.

— Разве там и Шкуро? — удивился Казанцев.

— Да, да, — замялся Трухин, — выработан план, по которому все наши части будут оттянуты на юго- восток, чтобы соединиться с казачьим корпусом, которым фактически командует генерал Гельмут фон Панвиц, с Русским охранным корпусом и украинскими частями под командой генерала Шандрука, а также с сербскими четниками Михайловича, хорватскими домбранами и усташами.

— Красной армии будет от них жарко, — сказал Граков, но тотчас, чтобы скрыть притворство, сменил тему разговора: — Где сам Каминский? Я слыхал, будто его бригада под натиском Красной армии драпанула из Белоруссии вместе со всем награбленным скарбом, с женами, детьми…

Все осуждающе посмотрели на Гракова, только Трухин одобрительно закивал:

— Да, бригаду поначалу собирались отправить в Венгрию, но после восстания в Словакии, когда прекратилось всякое движение поездов, их оставили в Верхней Силезии. Там она не задержалась долго. Когда были съедены все взятые с собой припасы и зарезан последний скот, гауляйтер Блох постарался как можно скорей избавиться от «русского сброда грабителей и насильников»! Да, да, господа, я нисколько не преувеличиваю.

— И это будет первая власовская дивизия на восточном фронте? — спросила с оттенком сарказма Татьяна Шитц.

— Увы, сейчас Гиммлер приказал отправить бригаду на усмирение Варшавского восстания, присоединив ее к бригаде СС «Дирлевангер» под общей командой обергруппенфюрера Бах-Зелевского, и я полагаю, дикие уличные бои бок о бок с эсэсовцами не подняли их моральный уровень. Их бандитизм пугал даже головорезов из СС. Зверские, не поддающиеся описанию пытки жителей, насилия, грабежи дошли до такой степени, что Гиммлер, опасаясь, что таким методом никогда не добьется капитуляции Варшавы, приказал арестовать Каминского, а его банду разоружить и отправить в Мюнзингер.

Все слушали Трухина с напряженным вниманием. В бригаде Каминского были их знакомые и друзья- энтээсовцы. На бригаду возлагалось столько надежд! И вот такой финал…

Трухин вдруг громко шлепнул себя по голенищу сапога:

— Все, что вы слышите, не подлежит оглашению. Это совсем не в наших интересах. А судьба Каминского такова: узнав о приказе Гиммлера, он бежал ночью в Карпаты на тачанке, однако южнее Тарнова был пойман и убит. При нем было найдено более сорока килограммов золота и драгоценностей… Хитрый начальник полиции Биркамп приказал представить смерть Каминского как следствие вооруженного нападения, чтоб окончательно не деморализовать остатки «каминцев». Освободив тачанку от багажа, туда бросили окровавленное тело бригадного генерала, пригласили несколько офицеров для опознания трупа Каминского… И «торжественно» похоронили…

— А куда делся Редлих?

— Сбежал на Запад! — вместо Трухина ответил Столыпин, украдкой бросив взгляд на генерала. — Нам тоже туда дорога…

Следствие по делу исполбюро НТС все больше запутывалось и заходило в тупик. Эбелинг торопил Майковского, а тот, не разбираясь в сложных эмигрантских интригах, все чаще обращался за помощью к Гракову. Шли месяцы… Наступил март…

Майковский пришел на квартиру к Гракову, на этот раз без предупреждения; в его глазах бегали недобрые огоньки. Выпив водки, начал без обиняков:

— Знаешь, военная обстановка на фронтах резко ухудшилась. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов провели Венскую наступательную операцию: разгромлено более тридцати дивизий вермахта группы армий «Юг», в том числе «Русский охранный корпус», только одному полку удалось уйти от преследования. Седьмого марта маршал Тито сформировал Временное народное правительство Демократической Федеративной Югославии. Советское правительство направило в Белград своего посла, — выпалил возбужденно Майковский, забегав по комнате. — Что же делать? Что делать?… Угрожающее положение и в Прибалтике, вот-вот падет Кенигсберг… На западном фронте американцы и англичане форсировали Рейн! Ты понимаешь? Рейхсфюрер отдал распоряжение о разгрузке городских тюрем. Боится восстания…

Он бегал по комнате, хватаясь за голову:

— Что же делать? Что делать? Что?!

Граков полулежал на диване, не говоря ни слова.

— Ты что молчишь? — Майковский сумасшедшими глазами уставился на него. — Эбелинг распорядился всех арестованных членов НТС отправить в лагерь! А что еще остается? Иначе мы горим! А тут жены и родственники обратились к Власову с коллективной просьбой заступиться. Деятели из комитета наседают! Слыхал, будто Власов согласился написать письмо в Главное управление имперской безопасности, сославшись на свой разговор с Гиммлером, который обещал «не препятствовать консолидации русских»… И вроде Эбелинг договаривается с Вольфом… а меня на цугундер… Повесят! И тебя тоже, Грак! Ведь ты снабжал меня всей этой липой, — окрысился он вдруг.

Граков понял, что, если Майковский будет тонуть, он потянет его за собой.

— Какой еще липой? — стараясь показать полную невозмутимость, Граков не вставал с дивана. — Я не сомневаюсь, что Германия еще найдет силы и даст отпор Красной армии.

Майковский еще быстрее забегал по комнате, страшно разозлился и закричал:

— Что ты мелешь, Грак?! Гитлеровцев бьют на всех фронтах! Скоро сюда ворвутся советские войска!… Нас кто-нибудь да повесит… Если не фрицы, то красные…

«Уже 'фрицами' величаешь», — думал Граков, попыхивая трубкой, и сердито сказал;

— Гитлер верит в победу! Ты паникуешь преждевременно! Сам же сказал, что фюрер призывает…

— Когда я это говорил? Ты что?! — совершенно озверел Майковский. — Если немцы выпустят Байдалакова, Околова и других, то они тут же с нами разделаются! Ты это понимаешь?! — И красное лицо Майковского исказилось гримасой, он упал на стул и… заплакал навзрыд. — Какое несчастье! Какое несчастье! Эбелинг тоже в панике… он палец о палец не ударит, чтобы выручить… Все на меня свалит!

— Не хнычь, как баба! — повысил голос Граков. — Придумаем, выкрутимся. Недавно я познакомился с одним человеком, он в случае чего поможет… — Граков лихорадочно соображал, что бы еще сказать Майковскому, чтобы только успокоить его… Дело принимало худой оборот, надо было сегодня или завтра бежать из Берлина или скрываться, поскольку, собственно, задание Хованского выполнено!… Став