Тищенко.

— А как погиб Денисенко?

— Вин уже пишов з ними, та вернувся, забув якесь кольцо, чи що? Амулет! Его и узяли биля брамы.

Олег вспомнил, что Лесик никогда не расставался с кольцом своей трагически погибшей жены, известной кафешантанной певицы Марии Ждановой. «Вот тебе и талисман! Спасительная сила, защита от болезней и несчастий!… Бедный Лесик!…»

— А о Каминском Эбелинг тебя так и не пытав? — прервал его мысли Петро Кириллович.

— Интересовался не столько Каминским, сколько Масленниковым. Почему его расстреляли? Так прямо и спросил: «Не было ли тут провокации? Ваши 'солидаристы' хотят прибрать к рукам бригаду как 'третью силу', а Масленников вел свою линию».

— Ну добре, держи зо мной связь. А я усе передам кому треба.

Чегодова вызвали во время занятий. У ворот стоял черный «мерседес» Эбелинга. Майковский сидел в машине, приветливо указал на место рядом, со словами:

— Садитесь, господин Чегодов. Гауптштурмфюрер прислал меня за вами, хочет выяснить кое-какие вопросы. Подготовьтесь, подумайте, прежде всего нас интересует «Кругом-да» — как называет его Шитц, Околов. Постарайтесь вспомнить все то, что вы знаете о нем. Не щадите этого начальника «Зондеркоманды Р» города Смоленска, режьте правду-матку! Вы ведь его хорошо знаете, побывали там. Мы ждем от вас исчерпывающей информации.

— Это официальной допрос?

— Что вы, Олег Дмитриевич, просто дружеская конфиденциальная беседа. Выдам тайну: гауптштурмфюрера Эбелинга переводят в Берлин. Он берет с собою и меня. Однако прежде мне придется побывать в Смоленске и выяснить кое-какие вопросы с Околовым.

— Что ж, я готов, однако должен предупредить — Георгия Сергеевича я не уважаю, и мое мнение может быть предвзятым, интуитивным…

— Предвзятость не всегда ошибочна. А интуиция, как вам известно, — наш неосознанный опыт. Не стесняйтесь. У меня и без вас немало фактов против Околова.

«Интересно, куда он меня повезет?» — с беспокойством подумал Чегодов. Машина быстро прокатила мимо бывших казарм кадетского корпуса, мимо Косого Капонира, Бессарабской площади, свернула на проспект Тараса Шевченко и остановилась у знакомого дома, где проживала чета Шитц. У Олега отлегло от сердца. Татьяна радостно встретила их у крыльца. Майковский выскочил из машины и раскланялся с хозяйкой.

— Вадим, вас просил позвонить господин гауптштурмфюрер, — обратилась она к Майковскому, протягивая одновременно ему правую, а Олегу — левую руку для поцелуя.

Майковский поспешил, прыгая через две ступени, в дом, а Таня, удержав Олега, шепнула:

— Эбелинга вызывают в Берлин, он берет с собою Майковского и нас. В Варшаве убит Вюрглер. «Зондерштаб России» скоро ликвидируют.

— А что они собираются делать со мной? — насторожился Олег.

— Не знаю, милый. Эбелинг сказал: «Этот Чегодофф слишком принципиален. Дворянская кровь, с закидкой. А мне нужны исполнители». — Глаза ее налились слезами. — Я хочу остаться в Киеве! Может, спрячусь у подружки? Красная армия вот-вот займет Киев. Посоветуй же что-нибудь!…

На пороге показался Майковский. Чуть прищурив глаза, он полез в карман, вытащил леденец из металлической коробочки и положил в рот. Все жесты его были неторопливы, только чуть нахмуренный лоб свидетельствовал о том, что он наблюдает за Чегодовым и Татьяной…

— Господин гауптштурмфюрер занят… Он поручил мне поговорить с вами, Олег Дмитриевич. С вашего разрешения, — он повернулся к хозяйке, — мы на полчасика займем кабинет Николая Андреевича. — И жестом пригласил Олега пройти внутрь.

— Сперва ваше мнение об Александре Эмильевиче Вюрглере, шефе «Зондерштаба», так сказать, всея России? — Майковский быстро вошел в кабинет, уселся за стол и погладил свою лысину.

— Знаю его как умного, высокопорядочного и добросовестного работника… Он с самого начала занимает этот пост, руководит засылкой через тайные каналы агентуры НТС на Восток. Варшава как бы отстойник, где все агенты подвергаются окончательной проверке. У Вюрглера консультанты: Каверда, убивший в свое время советского посла в Польше Войкова, и Ларионов, бросивший бомбу в помещение, где проходило собрание Ленинградского партийного актива. Через Вюрглера идут награды, издаются похвальные приказы. Уже более тридцати энтээсовцев удостоены крестов и медалей. Ничего плохого о нем сказать не могу.

— А каковы отношения Вюрглера с Байдалаковым? — Майковский барабанил короткими мясистыми пальцами по лежавшей на столе папке.

Чегодов уселся в кресло поглубже.

— Байдалаков больше тянулся к абверу, а Вюрглер — ближе к РСХА. Отношения Вюрглера с Байдалаковым лояльные. Другое дело — Околов…

— А что именно? — оживился Майковский.

— Околов ненавидел Александра Эмильевича. Мне не хотелось бы…

— Нет, Олег Дмитриевич, я очень прошу вас продолжать. На днях в Варшаве убит Вюрглер… Есть подозрение, что это дело рук ваших «солидаристов», спровоцированное Околовым!

— От него можно ждать любой подлости! — И Олег детально охарактеризовал, не жалея красок, личность и поступки обершпиона, не опустив ни одной мелочи из задания, полученного от Боярского.

Майковский слушал, не спуская с Олега глаз, и ничего не записывал. Его мясистые пальцы непроизвольно выстукивали дробь. Изредка он переспрашивал, уточняя ту или иную деталь.

«Разговор записывается на пленку, недаром ты выдвигал и задвигал ящик, иначе не сидел бы чурбаном и не пялил бы на меня буркалы! — думал Олег. — Морда у тебя довольная!»

Задав еще несколько не имеющих отношения к НТС вопросов, Майковский поднялся:

— Вы, Чегодов, поступили правильно! Разрешите мне впредь вас называть просто Олегом? И вы меня зовите Вадимом! Так вот, Олег, гауптштурмфюрер что-то замышляет. Я почти убежден, что он собирается направить вас в советский тыл. Если хотите, я упрошу его взять вас с собою в Берлин. Главное управление имперской безопасности намечает какую-то реорганизацию.

— Это очень заманчиво, Вадим, но боюсь, для секретного информатора я фигура неподходящая. Я руководил когда-то контрразведкой НТС. Меня многие знают. Да и, признаться, это занятие меня всегда тяготило. Разведка — иное дело! Эбелинг — умный человек. Он прав, посылая меня в тыл Красной армии. А вам порекомендую вместо себя Кирилла Евреинова, впрочем, нет! Он слишком привязан к Байдалакову. Посмекалистей будет Александр Граков, председатель берлинского отдела НТС. Был моим сотрудником по контрразведке, Николай Шитц его хорошо знает. Впрочем, в Берлине начальства много, чтоб не получилось по украинской поговорке: «Паны бьются, а в мужыкив чубы трищать». Потому…

— Жаль, что вы отказываетесь от моего предложения. Но это делает вам честь. Но чем и как я могу гарантировать, чтобы вашему Гракову нэ наскублы чупрыну? А вин гракив не ловить, ваш Грак? — вдруг перешел на украинский Майковский.

— Дорога розлога, на дуби ярмарка, — отпарировал Олег, вспомнив первую пришедшую ему на ум загадку.

— Ха-ха-ха! Откуда вы знаете украинский? — Майковский встал и прошелся по кабинету.

— Я родился на Украине и люблю этот край, люблю его широкие степи, голубое небо, могучие полноводные реки, люблю певучий язык, украинскую песню, что льется и ширится по ее необъятным просторам, люблю, наконец, и этот город, мать городов русских, и его людей… да и как иначе? Во мне ведь тоже течет украинская кровь! — Сентиментальная тирада вырвалась у Чегодова из души, и Майковский это понял. Он подошел к окну, потом вернулся, глянул на наручные часы, взял Олега под руку и повел из кабинета.

— С твоим Граком я буду иметь дело один. Никто его не тронет. А как гарантию, верней, как заложника, я оставлю своего помощника, который, если немцы сдадут Киев, уйдет в подполье. Вот координаты конспиративной квартиры! — И Майковский написал на клочке бумаги адрес, имя и пароль. —