— У меня с чердака можно сойти в любой подъезд. Черным ходом я ночью спущусь во двор, оттуда через сарай, задами в парк, пересеку Задуновскую и мимо церкви Александра Невского доберусь часам к двенадцати до «Старика». Люба и Лесик будут ждать, и вместе все двинемся к вам, Павел Никандрович! Договорились?

— Хорошо, Ксения Сергеевна! Но как же предупредить Денисенко? Он ведь, ничего не подозревая, явится прямо ко мне. Чтоб потом ему на Ветеринарную не заходить, вы уж сами его соберите, — попросила Люба.

— Соберу, Любаша, обязательно соберу! Как его предупредишь? Каждая встреча, каждый шаг у них на виду. А Лесик у них на особом подозрении!

— Это точно, соглядатаев немало, — вмешался в разговор Тищенко, — установить их трудно. Бременкампф с Дольфом поставят опытных ищеек. И все-таки надо постараться отвлечь их внимание. Разошлите сестер «делать уколы» и сами отправляйтесь «по больным». Вы, Люба, прямо домой. Если даже заметите хвост, из дому не показывайте носа. А я выйду, малость прогуляюсь. К моему возвращению чтобы никого тут не было, а в два часа ночи — встреча на берегу Двины у Лесного переулка.

— А доберетесь одни? Далеко ведь!

— Доберусь, Люба. Моя дорога не как у вас, не по городу… Ну, до свидания! В добрый час!

Алексей Денисенко собирался уходить, когда его вызвали к начальнику телефонной станции Кабанову. Чертыхаясь и поглядывая на часы, он вошел в кабинет. Там сидели Гункин из паспортного стола и новоиспеченный энтээсовец бургомистр Родько. Речь шла о смерти Вилли Брандта и убийстве сторожа больницы Игната. Высказывались разные предположения. Кабанов жаловался на то, что вокруг них образовался вакуум, нет верных людей. И в голосе его звучала тоска.

На столе вскоре появились бутылка водки и немецкие консервы. Денисенко сидел, как на иголках. Прежде чем идти к Любе, он хотел побывать дома и убедиться, что кольцо-перстень, с которым никогда не расставался, он оставил вопреки обыкновению у себя на умывальнике. «Не мог же я его потерять! И с какой стати его снял?» Вспомнилось, как, надевая кольцо на палец во время венчального обряда, Маруся сказала: «Пусть будет тебе оно талисманом, хранителем счастья и жизни!»

Вскоре в кабинет пришли какие-то девицы, среди них Дроздовская, потом явился лейтенант Дольф. И Алексею волей-неволей пришлось задержаться. Телефонную станцию он покинул, когда все уже порядком подвыпили и никто, как ему казалось, его исчезновения не заметил. Теперь о том, чтобы зайти домой, не приходилось и думать. Он уже опаздывал на конспиративную квартиру.

Люба встретила его в глубине двора, в руках у нее был узел. Кинувшись к нему навстречу, она с беспокойством тихо спросила:

— Что случилось? Хвоста за тобой нет?

— Вроде не замечал! Погоди… — И, согнувшись, прячась за кустами, тихонько прокрался к калитке. Сначала он ничего не увидел. Потом его острые глаза разглядели три серые фигуры, почти сливающиеся с черным забором соседнего двора. Одна из фигур отделилась и двинулась вдоль забора в противоположный конец, застыла на другом углу.

Денисенко вернулся и рассказал об увиденном.

— Я так и думала! — Люба вкратце объяснила сложившуюся обстановку и приказ полковника Тищенко.

Осмотревшись еще раз, они убедились, что двор с четырех сторон стерегут полицаи.

— Будем выбираться. Надевай! — И Люба вытащила из узла два больничных халата, сунув один Алексею.

Ползком они проникли в соседний двор, потом перебежали на другую сторону улицы и через пустырь, поросший мелким кустарником, проваливаясь в рыхлом, ноздреватом снегу, добрались до ограды церкви Александра Невского, а оттуда глухим переулком к Боярскому — «Старику».

Дверь была не заперта, в условленном месте нашли записку. Люба громко прочитала: «Будем ждать до четырех. Далее по маршруту В-о. С».

На столе, собранные аккуратно, лежали вещи Денисенко. Рядом пистолет, компас, карта. «А кольца нет!» — огорчился он.

Алексей машинально взял из рук Любы записку и сунул в карман.

— Ну что ж, пойдем! До четырех вполне успеем добраться до Лесного переулка. У нас в запасе почти два часа. По дороге я на минутку заскочу на Ветеринарную: с Евгенией Ивановной попрощаюсь, она мне как мать; не спит, бедняжка, успокою ее, скажу, что дочь добралась благополучно, и, кстати, амулет свой возьму. Как-то не по себе мне без талисмана!

— Не рискуй, Лесик. Немцы могут уже знать, что ни Ксении, ни меня нет. Я ведь лампу не гасила, когда мы уходили…

— Не бойся, я через сарай — там дыра, — и с черного хода; ты в кустах посидишь, а я мигом. Пяти минут не пройдет. Пошли!…

Его сознание то скользит по гладкой, накатанной лыжне в бесконечную муть тяжелого липкого мрака, то вдруг пробуждается от прикосновения когтистой лапы на плече, и сама смерть шепчет горячо ему на ухо: «Погоди, это еще не конец, еще только начало конца!» Красная молния пробегает сквозь закрытые веки, и тут же ярко, выпукло проносятся перед глазами запечатлевшиеся неизгладимыми рубцами отрывки его жизни. Чаще всего два, случившихся с ним в разную пору и, видимо, связанных где-то зрительной памятью, два удара судьбы. Эмоции эти не подчинены его «я» и возникают сами по себе многомерно и вне времени. Вот он, недавно закончивший кадетский корпус, Алексей Денисенко, красивый, статный и волевой казак.

Бог знает почему женился на кафешантанной певице Марии Ждановой, которая, окончив Донской Мариинский институт благородных девиц, устроилась в женский оркестр вслед за старшей подругой, известной всему Белграду красавицей Ларой Побединской. Поначалу она пела, вызывая пьяный восторг публики. Пела «Соню», о которой вспоминает в далекой Сибири влюбленный жених-серб, а потом темпераментом, голосом и нежной красотой завоевала популярность в ночных кабаках Белграда. Женился на ней Лесик без особой охоты, пришлось… Маруся родила ему сына, к тому же она была круглой сиротой и самоотверженно его любила. Привязался к ней и он. Так и прожили они счастливо несколько лет…

Но случилась беда. Перед Рождеством они зашли в игрушечный магазин купить сыну подарок от Деда Мороза… И вдруг загорелись целлулоидные игрушки, которыми были завалены стеллажи, прилавки и полки…

В один миг узкое, напоминавшее коридор помещение с одним выходом наполнилось черным, густым, удушливым дымом. Обезумев от ужаса, толпа кинулась к двери, сминая все на своем пути… Алексей, стоявший у кассы, различив среди дыма знакомые пальто и берет жены, кинулся к ней, схватил ее сзади под мышки и, задыхаясь, с невероятным усилием, по лежащим и горящим людям проложил путь наружу…

И тут он увидел, что спас… другую женщину! Вне себя, он бросился к двери, но у порога был сбит взрывной волной и лишился сознания. Это взорвались ящики с хлопушками, пистонами, пробками для пугачей и бенгальскими огнями… Магазин с его хозяином, приказчиками и двумя десятками покупателей сгорел в течение минуты…

Среди них была, как писали газеты, «известная 'кафанная' певица Маруся Жданова…»

Много дней Алексей Денисенко был на грани потери рассудка, ему все чудился беспомощно стоявший за прилавком старик хозяин: он был объят пламенем, глаза выражали ужас и мольбу, из горла вырывался хриплый стон или крик, руками он крепко держался за стойку, наверное, чтобы не упасть… А сзади ревело пламя, и его то темно-багровые, то ослепительно-зеленые языки лизали извивавшихся, казалось, в смертельных муках голых ребят-кукол.

Самое страшное наступило, когда Алексей мучительно, секунду за секундой, анализировал все происшедшее: ему мерещилось, что он слышал стон жены, что она даже тихо окликала его…