спецоперации возвращаются.

– Индюк тоже думал, – буркнул майор Жгутов, глядя сверху на своих будущих жертв.

Мужчина стоял на широко расставленных ногах, с рюкзаком за спиной, с двумя автоматами слева и справа. Девушка в розовой юбчонке, высунувшаяся из-за камней, отчаянно махала руками: вот она я, убейте меня скорее, дяденька майор. Тени, отбрасываемые обоими, были по-утреннему четкими и длинными. Одна неподвижная, мужская. Вторая суетливая, женская.

– Лично меня карьера думающего индюка не привлекает, – убежденно произнес Жгутов. – Мы в армии не для того, чтобы обсуждать приказы, а для того, чтобы их выполнять. Так что разворачивайся. Скорость набирать не надо. Просто веди машину на бреющем. Остальное моя забота.

– Блядство, – выругался пилот, выполняя распоряжение. – Только вчера все внутри вылизал, надраил.

– И что? Зачем ты мне это рассказываешь?

– Так кровищи от этой парочки натечет! Два трупа – не шутки.

– «Груза 200» не будет, – успокоил пилота Жгутов. – Вещички заберем – и всех делов. Трупы никому не нужны.

– А кто они, эти двое? – повеселел пилот. – Предатели? Пособники террористов?

– Именно так. Во всяком случае, мне приказано считать их таковыми.

– Может, тогда я их сам?

«Ми-28» был вооружен З0-миллиметровой пушкой, способной выпускать до 800 снарядов в минуту. Кроме нее в арсенале вертолета находилась управляемая ракета «Штурм» класса «воздух – поверхность», четыре блока неуправляемых реактивных снарядов плюс контейнеры с гранатометами, закрепленные на четырех точках подвески. Но применять всю эту огневую мощь против двух человек не имело смысла. Как бы здорово противник ни управлялся со своими автоматами, выстоять против вертолета у него шансов не было.

Поиск, распознавание цели и наведение пушки осуществлялось с помощью оптико-прицельной станции, снабженной телеканалом с двадцатикратным увеличением. Для стрельбы летчик надевал специальный шлем с целеуказателем, обеспечивающим поворот пушки в ту сторону, куда повернуто лицо. Прицел и спусковой механизм работали синхронно, бесперебойно, любо-дорого посмотреть. Предвидя забаву, пилот уже нахлобучил шлем, сделавшись похожим на Робокопа из старого фантастического боевика.

– Так я долбану? – азартно переспросил он.

– Гляди, как бы я тебя не долбанул за самоуправство. Мало не покажется. – Показав пилоту кулак, Жгутов взялся за пулемет Афанасьева, установленный на вертолете по старинке, вместо четырехствольного вращающегося блока. – Начинай заход, – крикнул он, изготовив крупнокалиберный пулемет к бою. – Идем на предельно малой высоте.

– Десять метров? – уточнил посерьезневший пилот.

– Пятнадцати будет достаточно, – заверил его Жгутов. – При условии, что ты заткнешься и будешь молчать до тех пор, пока я не разрешу тебе раскрывать рот. Как понял, товарищ летчик?

– Вас понял отлично, – откликнулся пилот.

– Тогда пошел!

Вертолет нацелился рыбоподобным рылом на травянистый пятачок у горного откоса и поплыл вперед, словно скользя вниз по невидимой пологой горке.

«Падлы, выродки, сволочи», – заводил себя Жгутов, ругаясь этими и многими другими, куда более емкими словами. Это помогало ему заглушить голос совести, который пытался докричаться до сознания. Голос совести Жгутову слушать не хотелось.

«Приказ есть приказ, – твердил про себя он. – Я не вправе обсуждать его или ставить под сомнение слова заместителя начальника штаба. Генерал Конягин сказал, что заброшенный в Чечню мужик – подонок, что он скурвился, что он сливает оперативную информацию Черному Ворону и прочим полевым командирам. Смотрит, сука, на сослуживцев этими честными-пречестными глазами и подставляет их, оповещая чеченцев о планах командования. Сколько же наших хлопцев погибло, попав в засаду по его милости?»

Ответить на этот вопрос Жгутов не мог. Он вообще сомневался, что подобный ответ может дать кто- либо. Он просто продолжал накручивать себя, чтобы забыть о главной причине, побудившей его отправиться на это задание. Конягин намекнул Жгутову: мол, приказывать не имею права, так что решай сам. У тебя, мол, своя голова на плечах, майор. И погоны, к ней в дополнение.

Погоны, мать их так! Куда ж без них военному человеку?

Жгутов взялся за гашетку, еще не целясь, а просто примериваясь к пулемету, хобот которого послушно навелся на две крошечные фигурки, стоящие уже не порознь, а рядом. Это было удобно. Одна очередь, и все закончится. Еще минута, ну полторы от силы.

– Что за телка? – спросил пилот развязным тоном бабника, вышедшего на уличную охоту. – Сексуальная террористка? Разносчица, хе-хе, мочеполового насморка?

– Снайперша, надо полагать, – зло сказал Жгутов, повторяя шитую белыми нитками легенду Конягина. – Мы таких в Грозном с крыш сбрасывали. Или гранату им в гнездо запихивали, со снятой чекой… Ненавижу!

Приступ гнева был так силен, что на мгновение у Жгутова потемнело в глазах. Не на девчушку в розовой юбке он злился, а на себя самого, готового перечеркнуть ее молодую жизнь. Но ему нельзя на пенсию, он через месяц-другой подохнет от тоски, в страшных муках, как служебный пес, отравившийся крысиным ядом. Он не годится для гражданской жизни, все, что он умеет, это воевать. Например, метко стрелять из любых видов оружия, включая крупнокалиберный пулемет Афанасьева.

Поймав взглядом две человеческие фигуры, выросшие до размеров поставленной вертикально сигаретной пачки, майор Жгутов приготовился нажать на гашетку.

– Рановато, – усомнился пилот. – Нужно еще чуток выждать, чтобы наверняка.

– Заткнись, ты! – рявкнул Жгутов. – Заткнись!! Заткни-и-и-ись!!!

Сотрясаясь вместе с пулеметом, он продолжал орать, потому что проклятый голос совести оказался чересчур назойливым, чересчур громким: хрен перекричишь.

Глазомер у Хвата был отточен не только многолетними тренировками, но и практикой. Его зрение автоматически высчитывало расстояние до различных объектов: 50… 100… 200… 500 метров. Это было нечто вроде мысленной шкалы, позволявшей правильно соотносить видимые предметы. Существовала также некая система поправок, которые делались тоже механически, без специальных умственных усилий.

…Более крупные предметы кажутся ближе мелких предметов, находящихся на том же расстоянии… Предмет более яркой окраски кажется ближе, чем предмет темного цвета… Чем резче разница в окраске предмета и фона, тем более уменьшенными кажутся расстояния… Объекты на ровной местности кажутся ближе, чем на холмистой…

Летающие объекты при значительном удалении выглядят совершенно безобидно, особенно если ты ждешь от них помощи, а не подвоха.

– Зачем они улетели так далеко? – тревожно выкрикнула Алиса, следя за вертолетом, медленно двигающимся вдоль линии горизонта.

Зачем тебе такие большие зубы, бабушка?

– Иди сюда, – позвал Хват девушку, стараясь не выдать голосом охватившее его волнение. Вертолет действительно отдалился на расстояние почти полутора километров. Словно унесенный ветром. Словно перед заходом на цель.

Хват прищурился. Сейчас он и Алиса видны оттуда едва-едва. Их жесты и лица станут различимыми не раньше, чем до них останется метров четыреста. С семидесяти метров можно будет разглядеть точки их глаз, а с двадцати – белки и зрачки. Но пулемет, установленный на вертолете, начнет стрелять несколько раньше.

«Неужели?» – спросил себя Хват. Оценил траекторию приближающейся боевой машины, вспомнил странное выражение лица бритого мужика с мегафоном и пробормотал:

– Разумеется.

– Что разумеется? – насторожилась Алиса, теребя его за рукав.

– Отпусти мою руку, мешаешь. – Хват сердито высвободился. – Ближе чем на метр не приближайся,