определить вес ноши, она осторожно поинтересовалась: – Вам компьютер нужен или информация, которая в нем хранится?
– А что?
– Если только информация, то достаточно развинтить корпус и вытащить установленные диски. Хотите, помогу?
Зрачки Хвата испытывающе сузились:
– Лучше признайся честно: ты с боевиками заодно была?
– Вы что, очумели? – обиделась Алиса. – Заложница я. Мне приказали взломать коды и пароли пользователя за сутки. А потом меня пообещали… пообещали… – Она замолчала, потупив взгляд.
– Дальше можешь не рассказывать, – сказал Хват, ставя компьютер на место. – Вернее, скажи одно: ходить самостоятельно можешь?
– Что я, калека?
– Тебе объяснить, что портит походку девушек, побывавших в плену у темпераментных горцев? – жестко спросил Хват.
– Спасибо, не надо, – ответила Алиса с прорезавшейся язвительностью. – Со мной все в порядке.
Это-то и было странно. Почему ее не тронули? С одной стороны, русоволосая девушка, сидящая на тюфяке, совсем не походила ни на чеченку, ни на походную подстилку покойного Ворона. С другой стороны, то обстоятельство, что с нее до сих пор не сорвали юбку, настораживало. Не мешало устроить Алисе небольшую проверку.
– Халагатта, – прикрикнул на нее Хват.
– Что-что? – изумилась она.
– Давай вставай, – неохотно перевел он на русский. – Некогда тут рассиживаться. Не на Манежной площади.
– Вы москвич? – обрадовалась Алиса. – А на каком языке вы со мной заговорили? На чеченском? Почему? Вы не похожи на чеченца.
– Решил проверить тебя на вшивость, – неохотно признался Хват.
– Вы что! Быть того не может. – Запустив пальцы в волосы, Алиса помотала головой. – Нет, нет. Они бы не успели.
– Они? Кто они?
– Вши. Вы ведь их имели в виду?
Хотя сохранить серьезное выражение лица было непросто, Хват все же его сохранил. И сказал с этим серьезным выражением:
– Оставь свою прическу в покое и иди сюда. Поможешь вытащить эти чертовы диски.
Странники в ночи
При ближайшем рассмотрении девушка оказалась года на три старше, чем ей можно было дать издали. Волосы то ли выгоревшие, то ли неравномерно окрашенные. Не по-девичьи густые брови, далекий от совершенства нос, потрескавшиеся губы. Назвать Алису красавицей было бы явным преувеличением, и все же Хват разглядывал ее чуточку дольше, чем того требовала ситуация.
Похоже, любопытство было взаимным. Он пытался определить цвет ее глаз, а она смотрела на клинок, который он по-прежнему держал в руке. Потом раздался ее шепот, показавшийся Хвату необычайно громким:
– Если вы собираетесь откручивать винты своим ножом, то вряд ли я смогу быть вам полезной.
– Почему? – тупо спросил он, видя перед собой уже не ее глаза, а лишь темную макушку и светлые волосы, разделенные посередине неровным пробором.
Плечи Алисы приподнялись и опустились.
– Потому что я опять брякнусь в обморок, – призналась она.
Нужно было ответить: «Ну и брякайся на здоровье. Это твое личное дело. Меня вообще не колышет, что ты собираешься делать дальше. У тебя своя дорожка, у меня своя».
Хмурясь, Хват выдавил из себя несколько смягченную формулировку:
– Мне некогда с тобой возиться. В обмороки падай без меня, пожалуйста. А пока помогай.
«Союзник» завертелся юлой, выкручивая винты на крышке системного блока. Не прошло и двух минут, как на протянутую ладонь Хвата легла черная коробочка.
– Это так называемый винчестер, – пояснила Алиса. – Жесткий диск, содержащий информацию. Его можно установить на любой другой компьютер.
– Сколько времени понадобится, чтобы получить доступ к информации? – спросил Хват, бережно укладывая винчестер внутрь рюкзака.
– Понятия не имею. Честно говоря, не думаю, что я справилась бы с этой задачей.
– Зачем же взялась?
– Меня подставили.
– Подруги? – Хват понимающе ухмыльнулся. Он мало что знал о женской дружбе, но подозревал, что это нечто вроде вынужденного симбиоза змей разной породы, которые рано или поздно жалят зазевавшихся товарок.
Алиса вскинула голову и, глядя ему в глаза, отчеканила:
– Не подруги, а муж.
Это чем-то напоминало неожиданный удар в солнечное сплетение. То ли короткое словечко так подействовало на Хвата, то ли взгляд, его сопровождавший, но у него перехватило дыхание, а во рту появился привкус желчи. Чтобы хоть немного сбить эту горечь, он изрек самое банальное из всего, что пришло ему на ум:
– Милые бранятся – только тешатся.
– Мы не милые, – тихо возразила Алиса. – Мы просто законные супруги. В наших паспортах стоят соответствующие штампы, вот и все.
– Вот и все, – откликнулся эхом Хват, сделавшийся вдруг необычайно суетливым и деятельным. – Вот и все, – повторял он, без всякой на то нужды проверяя застежки и крепления рюкзака, который почему-то упорно не желал запрыгивать ему на плечи.
Пришлось подхватить рюкзак за лямку и так нести к выходу, свет за которым успел окраситься в сумеречные оттенки.
– Вы даже не попрощаетесь? – звонко спросила Алиса.
Хват обернулся. Ее одинокая фигурка выражала полное отчаяние, но с места она так и не сдвинулась, видимо, не приучившись бегать за мужчинами покорной собачонкой.
– Чао, бамбино, сорри, – сказал ей Хват, помахав ручкой.
Собственный шутливый тон показался ему пошлым, неуместным. Он хотел было объяснить Алисе, что не имеет права брать ее с собой, что таскаться по горам с девчонкой в босоножках на платформе – безумие чистейшей воды, что вертолет прилетит за одним лишь Хватом, а не за его случайными знакомыми… Но он ничего не успел сказать, потому что она перебила его. Не просьбой. Не жалобным возгласом. Все, что она произнесла, это:
– Чао. Но я не бамбино.
– Не понял? – напрягся Хват.
– Я не бамбино, не мальчик, хотя и девочкой меня назвать нельзя. – Алиса изобразила на лице нечто вроде беззаботной улыбки. – Замужняя женщина, как-никак. При муже, который заслал меня в гости к чеченским террористам.
– Долго ты там собираешься стоять? – зашипел на нее Хват.
– А где я должна стоять? – опешила Алиса.
– Нигде. Ты должна идти за мной следом, не отставая от меня ни на шаг. Или ты предпочитаешь остаться здесь?
– Вы берете со мной?
– Я должен тебе это тысячу раз повторить? – язвительно осведомился Хват. – Не дождешься. Я повторять не люблю и не буду.
Прихватив чеченский автомат с подствольным гранатометом, он выбрался из землянки под открытое небо, едва сдержав желание футбольнуть круглую, как мячик, жабу, метнувшуюся ему под ноги. Ах, какие