– Угу, – благосклонно кивал Завадский, – угу… угу…

На самом деле он внимал заместителю вполуха. Какая разница, где воевал и чем занимался этот капитан Хват, если жить ему осталось всего ничего? Как и Конягину. Таких проколов прощать нельзя, не то за первым последует второй, а там пошла писать губерния… Или плясать?.. Гадая об этом, он пропустил почти весь текст объективки и вынырнул из хмельной задумчивости не раньше, чем Конягин провозгласил голосом председателя трибунала:

– Уволен из рядов армии во время боевых действий в Кодорском ущелье. За невыполнение приказа командования и самовольное оставление расположения части.

– О как! – восхитился Завадский. – Так наш майор, оказывается, дезертир?

– Наш капитан чуток не дослужился до майора, – возразил заместитель. – Как в той песне Высоцкого…

– Отставить песни. По существу давай.

Конягин оторвался от дела Хвата и, немного рисуясь, доложил:

– По существу он шибко принципиальным оказался, наш капитан, – ухмыльнулся Конягин. – Вообрази: Грузия оккупирует Кодорское ущелье, абхазы воспринимают это как объявление войны, наши миротворцы вклиниваются между ними, чтобы не допустить кровопролития, а совсем рядом мелькают голубые каски ооновцев, от которых любой пакости ожидать можно. Наш 107-й пост, разделяющий верхнюю и нижнюю зоны ущелья, превращается в пороховую бочку, а миротворческий контингент, засевший там, на самом деле состоит из спецназовцев ГРУ. На всякий пожарный.

– И командует ими Хват, – догадался Завадский.

– И командует ими капитан Хват, – подтвердил Конягин. – На высшем международном уровне идут переговоры, грузины то обещают вывести войска, то грозятся перебить абхазов, представители ООН только и ждут, чтобы у российских миротворцев сдали нервы, из Москвы ежеминутно звонят, призывая не поддаваться на провокации. В общем, ситуация аховая. И вдруг ребятишки Хвата доставляют в штаб командующего КСМП хренову кучу пленных. Мать честная, да это же «голубые каски»! – Конягин по-бабьи всплеснул руками. – Они, видите ли, нарушили границу и незаконно проникли на территорию Абхазии, а наши спецназовцы их обезоружили и скрутили. Более того, капитан Хват сумел разговорить их и заставил дать показания перед видеокамерой.

– И что же они показали? – поинтересовался заинтригованный Завадский.

– Что никакие они не ооновцы, а военнослужащие США – это раз. Что им приказали затеять ночную перестрелку и отступить – это два. Что утром поднимется жуткая вонь по этому поводу – это три. Россия атакует представителей международной организации, представляешь? – Конягин покачал головой. – У них ведь уже и будущие раненые были назначены, которых собирались маленько подырявить из наших «АКМов». Короче, вытурили бы нас из ущелья, как миленьких, и тогда прощай, солнечная Абхазия. Но видеозаписи, представленные Хватом, стали важным козырем в этой игре. Вроде бы даже наш президент с американским битый час по телефону препирались. Завершилось все миром, полюбовно решили страсти не нагнетать, конфликт в ущелье заморозить.

– Но в таком случае, – недоуменно произнес Завадский, – этого хваткого капитана следовало к награде представить. Орел!

– Чересчур упрямый, с норовом, – поморщился Конягин. – Осел, а не орел. Поступил приказ инцидент замять, а американцев отпустить, принеся извинения. Думаешь, Хват подчинился? Потребовал, чтобы их арестовали и предали суду как диверсантов и шпионов.

– Потребовал он! – возмутился Завадский так, словно строптивый капитан лично ему осмелился норов показывать.

– Между нами, девочками, говоря, – Конягин понизил голос, – поначалу все к тому и шло. Но потом в Кремле предпочли с Белым домом чересчур не задираться, а Хвату это не понравилось. Он командующего миротворцами в измене родине обвинил и отказался участвовать в этой мышиной возне, как он выразился.

– Так его судить надо было! Почему под трибунал не отдали?

– Сжалились. Все-таки геройский офицер, бедовый. Кроме того, в ГРУ у него высокие заступники нашлись, вмешались. Списали капитана в запас, тем и ограничились.

– Восстанавливаться Хват пытался? Жалобы строчил?

– Нет, – покачал головой Конягин. – Гордый очень.

– Это хорошо, – кивнул Завадский. – Нам это на руку. Хвата надо не только материально заинтересовать, но и на его самолюбии сыграть. Улавливаешь мою мысль?

Ноздри Конягина, втянувшие все усиливающийся запашок перегара, затрепетали.

– Улавливаю, – подтвердил он. – Конечно, улавливаю.

– Где сейчас этот Хват находится? – продолжал расспрашивать Завадский. – Чем занимается?

– Проживает в столице вместе с сестрой, холост, подрабатывает в различных охранных агентствах. В свободное время попивает и дурью мается.

– Это само собой, это я понимаю. – Побарабанив пальцами по столу, Завадский решил, что самое время проинструктировать заместителя и отправиться на военный аэродром, а оттуда на простор речной волны.

– Значит, так, подход к капитану ищи уважительный, нахрапом не действуй. Непременно аванс выдай, но не забудь намекнуть, что ему поручается дело государственной важности…

– Насчет аванса, – быстро сказал Конягин. – По какой статье деньги проводить?

– По карманной статье, Павлуша, по карманной. Заплатишь Хвату из личных сбережений. Это твоя головная боль. – Предвидя возражения, Завадский насупился: – Не вздумай жмотничать. Упустишь капитана – сам в Чечню полетишь, в качестве Рэмбо. Кстати, в деле его фотографии имеются?

– Имеются, – буркнул Конягин. Подъем, который он испытывал еще минуту назад, сменился полным упадком. Годы брали свое.

– Дай-ка взглянуть, – распорядился Завадский, протягивая руку с требовательно шевелящимися пальцами.

– Пожалуйста.

– Спасибо, Павлуша. За все спасибо.

Завладев снимками, хранившимися в специальном конверте, генерал-майор разложил их перед собой и сосредоточенно засопел. Капитан Хват не производил впечатления отчаянного головореза, способного в одиночку расправиться с Черным Вороном. Симпатягой он тоже не был. Даже на групповом снимке боевых офицеров, где все жизнерадостно скалились в объектив, этот тип сохранял отстраненное, замкнутое выражение лица.

Приподнявшись с места, Конягин навис над столом, ткнул пальцем в одну из фотографий и прокомментировал:

– Это он в Балашихинском учебном центре «Вымпел». Обрати внимание на его глаза. Так обычно хищник зыркает, а не человек, это я тебе как бывалый охотник говорю. Я как снимок увидел, так и решил: этот Хват нам однажды пригодится, еще тот зверюга. Зенки-то у него рысьи.

– Вот и запрягай его, своего человека с глазами рыси, – буркнул Завадский, отодвигая фотографии подальше. – А потом о его дальнейшей судьбе не забудь побеспокоиться. Меня больше в эти дела не впутывай. Я, Павлуша, рыбак, а не охотник. Меня Волга-матушка дожидается. Моя удочка торчком, девки падают ничком, хе-хе.

– Остался бы, Николай, – просительно прогудел Конягин. – Вместе оно как-то надежней.

– Ага, нашел дурака. – Завадский опять захихикал, грозя заместителю пальцем. – Знаешь, какие на Волге белорыбицы обитают? Возьмешь такую за жабры… у-у, ни в сказке сказать, ни пером описать. Титьки – двумя руками не обхватишь.

– У белорыбицы? – усомнился Конягин. – Титьки?

– Еще какие!

– Где это видано?

– Места надо знать, Павлуша, заповедные места. – Завадский встал, давая понять, что разговор закончен.

Он выглядел вполне беспечно, только подвижный бледный нос по-прежнему ходил ходуном, как у