самые дорогие, самые нарядные, давно съехали на пол, превратившись в грязную тряпку под подошвами усердствующего Нахима. А он по-прежнему не глядел на своего командира, как дорвавшийся до сучки пес.

– У тебя плохо со слухом? – спросил Ворон, подмигивая проводнице.

– Э, русского в вагоне все равно нет, мы под каждую полку заглянули, – раздраженно сказал Нахим, который из-за вмешательства командира никак не мог закончить начатое. – Можно позволить себе немножечко расслабиться.

– Ты уверен?

– Уверен. Нет русского. Он в другом вагоне едет.

– Не о том разговор. Ты уверен, что можешь немножечко расслабиться? – спросил Ворон, изготавливая к стрельбе висящий на плече автомат.

Проводница задергалась, как припадочная. Выглядывая поверх ее плеча, Нахим нервно попросил:

– Послушай, убери своего «красавчика», а?

– Ты ведь слышал, что тебе было велено уняться, правда?

– Слышал, слышал, – буркнул Нахим, отстраняясь от проводницы, которая, скрючившись у стенки, занялась своей задранной и перекрученной сикось-накось юбкой. – Тебе эту козу жалко стало? Забирай ее, раз так. Другую себе найду.

Это было произнесено нехорошим, почти дерзким тоном. Понятное дело, в настоящий момент помощник не головой думал, а совсем другим местом, причинным. Можно было бы его понять, войти в его положение… Если бы не десятки наблюдающих за командиром глаз. Не зря воины Аллаха называют себя волками, они волки и есть. Каждый только и ждет, когда вожак стаи оплошает, чтобы попытаться занять его место.

– Ой, мамочки, – заблажила проводница, уловившая внезапную перемену в устремленном на нее взгляде чернобородого мужчины с автоматом. Только что он глядел на нее чуть ли не с симпатией, а теперь его глаза превратились в две черные дыры, излучающие жажду убивать.

Только Нахим за ее спиной еще не понял, что должно произойти с секунды на секунду. Высокий, в тщательно подогнаном камуфляже, подпоясанный пулеметной лентой, он поднял руки в примирительном жесте:

– Хватит, брат. Больше не повторится.

– Не повторится, – подтвердил Ворон и, оскалившись, дал длинную очередь с бедра, не позволяя задергавшемуся стволу задраться к небу.

Крашеную проводницу прошило пулями первой. Держась за расстегнутую форменную юбку, она повалилась на своего насильника, содрогаясь при каждом попадании, как будто через нее пропустили ток высокого напряжения. Ее блузка моментально превратилась в кровавые лохмотья. Из груди Нахима тоже полетели кровавые ошметки, затем лопнула голова, содержимое которой выплеснулось на стены тамбура.

– Ага! – вопил Ворон. – Ага-га!

Внезапно автомат в его руках сухо щелкнул и смолк. Понятное дело, увлекся, разрядил сразу все патроны, которые оставались в магазине. Ничего, это поправимо. Вскинув автомат дымящимся дулом вверх, Ворон сунул в подствольник гранату и повел налившимися кровью глазами по сторонам. Всякий раз, когда ему приходилось убивать, он чувствовал себя так, словно нажевался дурманящего наса, смешанного с известью. В венах бурлило, в груди бухало, в глотке першило от невероятной сухости.

Боевики, привлеченные выстрелами, высовывались из вагонов, некоторые даже спрыгивали на насыпь, желая разобраться в причинах пальбы.

– За дело, вы! – хрипло проорал Ворон, поводя стволом из стороны в сторону.

Ему подчинились беспрекословно. Даже самые свирепые волки понимают, когда разговариваешь с ними на языке силы.

Ворон перевел взгляд на парочку перетрусивших напарников Нахима, выскочивших в залитый кровью тамбур, и показал повелительным жестом: спускайтесь. Если Чакина в вагоне нет, то и боевикам там делать нечего. Тоже, небось, взялись пассажирок трахать, щенки. Их счастье, что Ворон сегодня добрый. Не совсем, конечно. Почти.

Он посмотрел на вагон. Свесившаяся из тамбура голова проводницы была уже не морковной, а красной, как клюквенный сок. С ее волос сбегали струйки крови, моментально чернеющей на горячих камнях. Внутри вагона нарастал тревожный гул человеческих голосов, в котором угадывались женские причитания и пронзительные детские возгласы. В окнах маячили перекошенные белые лица, но как только Ворон отошел на пару десятков метров и опустился на одно колено, не выпуская автомат из рук, лица исчезли, как будто их корова языком слизала.

– Боитесь? – пробормотал Ворон. – Правильно делаете, что боитесь. Вас в раю никто не ждет, неверных.

Он любовно погладил свой подствольный гранатомет с маркировкой «ГП-25». Хоть и весит почти полкило, а таскать его на себе одно удовольствие. Незаменимая вещь. По прямой бьет на четыреста метров, разлет осколков шагов двадцать, причем подствольные гранаты взрываются от удара, а не как ручные, срабатывающие через 3–4 секунды после снятия чеки. С виду гранатомет неказист: просто небольшая трубка со спусковым крючком и предохранительной скобой. Имеется и прицел, но Ворон запросто обходится без него, насобачился. Захочет – по прямой шарахнет, захочет – пустит снаряд по навесной траектории. Умеет гранату в форточку зашвырнуть, умеет через крышу пятиэтажного дома перебросить. Он, Ворон, не какой-то там сопливый мальчишка, он воин Аллаха.

У него черная разлапистая борода, у него волосы перехвачены зеленой лентой с арабской вязью и эмблемой волка, у него в руках автомат с пристегнутым к стволу гранатометом. Он Черный Ворон. Трепещите, неверные!

– Там наши могут быть, – осторожно предположил один из боевиков, поглядывая на вагон, который только что покинул.

– Кто «наши?» – вскипел Ворон. – Подстилки русские? Предатели, которые на оккупантов за кусок хлеба ишачат?

– Тетю Зару внутри видел, – уныло продолжал юноша. – Привет тебе передавала. Сказала, пусть, мол, Иса хранит Руслана Шалиева. Он, говорит, наш защитник, честь ему и хвала.

– Иди к ней, – предложил Ворон вкрадчиво. – Тоже передай ей привет. От меня лично.

– Эй, я просто так. Не обращай внимания.

– Хорошо. Не хочешь, как хочешь. Тогда я сам передам привет тете Заре. Большой и горячий.

Тихонько засмеявшись, Ворон нажал левой рукой на спусковой крючок гранатомета. Хлопнул детонатор, фыркнувшая в воздухе граната врезалась в одно из окон вагона и взорвалась, разбив стекло вдребезги.

– Ай, хорошо! – захохотал Ворон, покосившись на съежившихся от страха боевиков. Желторотые мальчишки. Не понимают, что настоящего кайфа без риска не бывает. Опасаются, что их зацепит осколками. Ничего, скоро привыкнут. Теперь обратного хода им не будет. Придется воевать до смерти, как и самому Ворону. До своей смерти или до полного уничтожения врагов, это уж как повезет.

Новая граната нырнула в подствольник, направленный на выбитое окно. Первая ласточка подготовила дорогу для второй. Теперь ловите гостинец, граждане пассажиры.

Фр-р… БО-ОМ!!!

– Ай-я-аа! – совершенно по-индейски заверещал Ворон. Ему никогда не доводилось видеть вестерны про краснокожих, зато он очень хорошо представлял себе, что творится сейчас в битком набитом вагоне. Кружатся на месте ослепшие, воют раненые, судорожно подергиваются убитые, зловонными внутренностями которых перепачканы все, кто находился рядом.

– А можно мы тоже немножко покидаем? – оживился юноша, который еще минуту назад вспоминал про тетю Зару и вздрагивал при каждом взрыве. – Хотя бы по одной гранате.

Ворон протянул ему свой автомат с подствольником. Волчата распробовали вкус свежей крови, сдобренной гарью, приправленной победным восторгом. Так и должно быть. Так было и будет.

Фр-р… Первая граната перелетела через крышу вагона и взорвалась далеко за составом. Стрелок, сокрушенно цокая языком, передал оружие напарнику.

Фр-р… Вторая граната угодила точнехонько в оконный проем, внутри приглушенно грохнуло.