окошка и шевелит губами…

– Ее случайно не Варварой величали? – вкрадчиво осведомился Власов.

– Зачем же Варварой? – Громов притворился немного обиженным. – У нее имя красивое было. Тетя Александра.

– А я думал – Варвара, – гнул свое Власов. – Та самая чрезмерно любопытная дамочка, которой нос оторвали… Короче, хватит дурака валять, майор! Если я говорю – забудь о существовании дискеты, то забудь, а не юродствуй. Тем более что материалы, которыми завладел Задов, в настоящее время уже не существуют. Фикция это. Химера.

– Да? – вежливо удивился Громов. Ему трудно было поверить неожиданному заявлению начальника, когда в его кармане лежало вещественное доказательство реальности происходящего.

– Да! – язвительно подтвердил Власов. – В настоящий момент готовятся новые материалы расследования по факту крушения правительственного самолета, подкорректированные. – Последнее слово для доходчивости было разделено ровно на восемь слогов. – Они-то и будут обнародованы в понедельник. А сегодня…

– А сегодня у нас только пятница, – медленно произнес Громов. Это были как бы мысли вслух. Как бы ничего не значащие мысли.

Власов тем не менее принял случайно оброненную реплику подчиненного очень близко к сердцу. Настолько близко, что перешел на крик:

– Хватит мусолить эту тему! Разговор закончен! Задержанного вместе с ноутбуком оставь тем, кому была поручена операция, а сам немедленно убирайся из аэропорта. И больше никакой самодеятельности! Ты хорошо меня понял, майор?

– Так точно! – бодро откликнулся Громов, машинально прикоснувшись к пластмассовому квадратику сквозь ткань брюк.

На самом деле он понял лишь то, что обязательно следует ознакомиться с содержимым дискеты повнимательнее. В спокойной обстановке, в полном одиночестве. Никто не должен заподозрить, что Громов знает больше, чем положено. Пусть те, кто устроил взрыв, пребывают в полной уверенности, что им удалось замести следы. Как и начальство, которое по загадочной причине следы эти замечать не желает. Кто знает, хранилась ли секретная информация на дискете или была введена в захваченный компьютер? Никто. Вернее, почти никто. Громов посмотрел на затылок задержанного и коротко скомандовал:

– Повернись сюда!

Предложение вернуться в исходное положение застало Гарика врасплох. Он как раз любовался свободой, очерченной для него рамками окна, и прикидывал, как бы половчее очутиться за пределами дежурного отделения милиции.

Необъятных размеров окно, разумеется, было забрано решеткой, как же без нее? Но самое интересное заключалось в том, что металлический переплет доходил лишь до верхней фрамуги, откидывающейся внутрь. Она как раз была распахнута и находилась на высоте человеческого роста от подоконника. Долговязому Гарику оставалось лишь запрыгнуть на этот подоконник и подтянуться. Разумеется, при условии, что светлоглазый майор не станет чинить ему никаких препятствий.

– У тебя проблемы со слухом? – прозвучало за напрягшейся спиной Гарика. – Или с сообразительностью?

Он развернулся к собеседнику вместе со стулом и, словно невзначай, оставил правую руку на его перекладине. Неожиданно вскочить, метнуть стул в голову эфэсбэшника, ринуться к окну, протиснуться в щель фрамуги, вывалиться на газон… Сколько это займет времени? Пять секунд? Пятнадцать? Будучи человеком рассудительным, Гарик остановился на золотой середине. Итак, десять секунд. Страшно? Еще как. Но перспектива очень скоро очутиться в «крытке», где гостеприимно распахнутой фрамуги уже не будет, пугала Гарика еще сильнее.

– Я вам не все рассказал, гражданин начальник, – произнес он, стараясь глядеть прямо в серые глаза собеседника.

– И теперь тебя мучают угрызения совести, м-м?

Взгляд Гарика невольно переметнулся на стену, где красовался плакат с героями любимого всеми ментами телесериала, скользнул по блеклым обоям, ненадолго задержался на карте Москвы. Она даже в схематическом изображении необъятной выглядела, столица. Есть где затеряться.

– Совесть не грыжа, ее не нащупаешь, – угрюмо пробубнил Гарик. Его пальцы сомкнулись на перекладине стула в кулак. Глаза, почти не мигая, уставились на эфэсбэшника. – Просто раз уж колоться, то до конца, – продолжал он, не обращая внимания на туго ходящую в пазах челюсть. – Правильно я просекаю момент?

Собеседник смотрел на него и молчал, выжидательно склонив голову к плечу. С руками, скрещенными на груди, он представлял собой достаточно уязвимую мишень.

– Так вот, – сказал Гарик, – когда я американца пытал, ну, этого, Задова, он мне одну очень важную вещь сказал…

– Какую же?

– Он сказал, что является резидентом вражеской разведки.

– Неужели?

– Точняк. И продиктовал мне фамилии своих… этих… – На ум Гарика просилось не очень подходящее словечко «сподвижники», но оно попахивало балаганом и произносить его не хотелось.

– Ты имеешь в виду агентов? – пришел на помощь заинтересовавшийся майор.

– Ага. – Гарик провел языком по губам. – Агентов… Джеймсбондов сраных!!!

Стул, который он стремительно выхватил из-под себя, взмыл в воздух всеми четырьмя ножками вверх. Эфэсбэшник, не успевший отреагировать на внезапное нападение, продолжал сидеть в прежней позе. Единственное изменение в его облике, которое машинально отметил про себя Гарик, заключалось в том, что ненавистные светлые глаза мгновенно потемнели за счет расширившихся зрачков.

– На! – выдохнул Гарик, метнув стул в противника.

Дальше все пошло не по плану. Во-первых, эфэсбэшник совершенно непонятным образом очутился на ногах раньше, чем до него долетел кувыркающийся стул. Во-вторых, этот самый стул по какой-то загадочной причине изменил направление полета и устремился обратно. В-третьих, осыпаемый его обломками, Гарик не на подоконник запрыгнул, а очутился как раз под ним, на полу. Щелк! Нижнюю челюсть окончательно перекосило и заклинило от удара о батарею парового отопления. Тресь! Подлетевшее особенно высоко сиденье обрушилось Гарику на темечко. А проклятый эфэсбэшник уже был рядом, и Гарик, вздернутый за шиворот, принял вертикальное положение, и взгляд Громова, брошенный на него, был таким же коротким и яростным, как последовавший удар по корпусу.

– Напрасно ты так наплевательски относишься к своим почкам, – наставительно сказал Громов, когда увидел, что Гарик вновь обрел способность слышать. – Они регулируют состав твоей поганой крови и отвечают за образование мочи. А у тебя ее явный переизбыток. В голову ударила?

– Н-н! – Гарик осторожно помотал головой. Слышать-то он слышал, а вот членораздельно изъясняться не мог. Перекособоченная челюсть упорно не желала возвращаться на место.

Но Громов, кажется, его отлично понял.

– Как же нет? – весело удивился он. – Ударила тебе моча в голову, еще как ударила! Вот! Теперь чувствуешь?

Резкий тычок в лоб непременно опрокинул бы Гарика навзничь, если бы не рука Громова, сграбаставшая его за воротник.

– Х-в! – взмолился Гарик.

– Хватит? – не поверил Громов. – Ты уверен?

– Угу! – выдавить из себя это междометие оказалось легче, чем отчетливо произнести коротенькое «да».

– Ладно, поверю тебе на слово.

Рука Громова повлекла Гарика через всю комнату и небрежно швырнула на другой стул, гораздо более массивный и прочный, чем тот, который был использован в качестве метательного снаряда несколько минут назад. Но Гарик не собирался повторять попытку. Как уже отмечалось, он был человеком