– Что-то я сомневаюсь, что Монти позволит тебе завести новых друзей.

– Да ладно, у меня полно друзей. – Сэм рассмеялась. – Ты уж не обижайся на Монти. Она… такая, какая есть, и с этим ничего не поделаешь. Мне тоже не всегда нравятся ее комментарии. Иногда так убить готова.

– Расскажи мне, как вы подружились… если это не слишком личный вопрос.

– Мы одновременно начали работать в «Ле сёрк». Были еще совсем девчонками. – Сэм попыталась вспомнить, каково это – быть двадцати двух лет от роду, влюбленной до безумия, с первым ребенком на руках и громадьем планов и надежд. – Нам пришлось учиться – учиться искусству стилиста и парикмахера, учиться растить детей, да просто учиться жить. И мы делали это вместе. Мы делили все – и радости, и печали, и ежедневную рутину, которая иной раз хуже многих печалей. И мы стали семьей. Знаешь, как делают солдаты в бою: я всегда прикрываю ее спину, а она – мою…

Джек оказался внимательным слушателем и приятным собеседником. С ним было легко, и Саманта наконец расслабилась. Вечер прошел просто замечательно. Толливер рассказывал забавные истории про футбол и политику, они много смеялись, и Сэм совершенно забыла, что это не настоящее свидание, а выполнение служебных обязанностей согласно договору.

В какой-то момент Толливер наклонился к ней и прикрыл ладонью ее руку. Саманта заметила, как блестят его глаза. Наверное, кто-то наблюдает за ними, подумала она, но все равно в ней поднялась теплая волна нежности и голова закружилась. Саманта подавила тяжелый вздох: надо же так попасть! Ну почему Джек не толстый лысый зануда? Почему ее работодателем стал красавец, просто созданный для женских грез? Она решила показать, что помнит о своих служебных обязанностях, и, улыбаясь как можно шире, спросила:

– Что там у нас сегодня в сценарии?

– Дай-ка я вспомню. Ты говоришь, что идешь в дамскую комнату, и, когда встаешь, целуешь меня мимоходом. Минут через пять возвращайся, и я представлю тебя тому, кто за это время к нам подсядет.

– А кто это? Кто-то известный? – с любопытством спросила Сэм, не сводя сияющего взгляда с Джека.

Он поцеловал кончики ее пальцев, но зеленые глаза не отпускали ее взгляд.

– Тебе не повезло, – нежно ответил Джек. – Это опять Брендон Милевски.

Сэм рассмеялась, как будто он сказал что-то очень смешное, и почувствовала, что колени ее дрожат. Когда, черт возьми, мужчина последний раз целовал ей руку? Когда вообще кто-нибудь целовал ее по- настоящему? О, у нее есть целых два парня, которых можно обнимать и целовать регулярно. Но одному тринадцать, а другому три, и все это совсем не то. Вспомнив о своих обязанностях, она подхватила сумочку и сказала:

– Я сейчас вернусь.

Сделав шаг, она, как и предписывалось инструкцией, наклонилась к Джеку, чтобы чмокнуть его в щеку. Но он повернул голову и поймал ее губы, и кто знает, почему так вышло – может, из-за вина или одиночества, или просто потому, что Джек был так хорош, – но Саманта ответила на поцелуй, и ее язык скользнул меж его полураскрытых губ. Тут же испугавшись, Саманта отстранилась, растерянно заморгала, а потом чуть ли не бегом кинулась в дамскую комнату. Захлопнув за собой дверь, Саманта ухватилась за край раковины и уставилась на свое отражение в зеркале. На нее смотрела рыжеволосая миниатюрная женщина. Лицо знакомое, но вот поведение… Кто эта смелая женщина? Неужели за четырнадцать лет Саманта так и не нашла времени узнать ее получше?

Впрочем, не так, наверное, все плохо.

И эта рыжеволосая особа – просто женщина, и у нее есть желания и мечты, которые не имеют ничего общего с горшками, лечением заикания и экономией денег. Это совершенно другие желания… только вот какие?

Саманта отдышалась, достала из сумочки помаду, подкрасила губы и промокнула салфеткой. В целом собственное отражение ей нравилось: Господь наградил ее прекрасным обменом веществ, гладкой кожей и красивыми густыми волосами. Она научилась ценить эти дары, поработав стилистом. Когда по шестьдесят часов в неделю выслушиваешь жалобы на плохую кожу, слабые волосы и лишний вес – начинаешь ценить собственную вполне приличную внешность.

Может, она даже не забыла, как пользоваться своими… как это Джек назвал? Ага, аспектами.

Дверь распахнулась, и в дамскую комнату впорхнула какая-то женщина. Увидев Сэм, застывшую у зеркала, она неловко поздоровалась и скрылась в кабинке.

– Здравствуйте. – Сэм очнулась уже после того, как дверь захлопнулась. Потом решила, что требуемые пять минут прошли, и она может вернуться к своему кавалеру… то есть к своей работе.

Надо призвать на помощь здравый смысл. Нельзя забывать, что Джек не ее бойфренд и он никогда не будет ее любовником. Они не лягут вместе на те роскошные белоснежные простыни в гостевой спальне… и он не будет целовать ее страстно… и не овладеет ею не спеша, нежно… и не будет целовать кончики ее пальцев, просто потому что ему хочется нежности… просто потому что он любит ее.

Работа. Только работа!

Она совершенно не подходит Джеку. Толливер – плейбой, гуляка. А она – скучная женщина, задерганная домашними заботами. Вот именно. Именно по этой причине он и нанял ее – мать троих детей, совершенно ничем не замечательную, – чтобы самому стать на время скучным и обыкновенным настолько, чтобы быть выбранным в сенат. Джек Толливер слишком сексуальный и желанный. И она должна притушить его обаяние.

Сэм хмыкнула и кинула помаду обратно в сумку. Собралась покинуть дамскую комнату, но все никак не могла оторвать взгляд от своего отражения. Вот она – скучная женщина. Взять хоть одежду: это очень показательно. Что она выбрала для сегодняшнего вечера? Черные брюки и белую блузку. Само собой, с одной стороны, то, что предписывал сценарий. Но с другой – скука смертная!

Горькая улыбка скривила губы. Что говорить, она оказалась настолько скучна и как женщина, настолько, что ее муж предпочел сменить ориентацию.