Из Александровска я выеду, кажется, 12 мая старого стиля и пробуду в дороге 1¹/₂ месяца, так как мне предстоит проехать еще 4 тысячи верст до Вилюйска, куда меня высылают, значит, от вас меня будут отделять 10 тысяч верст, а соединять… Это будет довольно веселое путешествие – нас поедет целая сотня, мы поплывем по реке, и по пути мне удастся повидать товарищей, с которыми я не виделся еще с 1897 года. Я надеюсь, что в Якутске мне разрешат немного полечиться, так как здоровье мое ухудшилось за последнее время… Кто вам писал, что я заболел в Красноярске? Каков теперешний адрес Владыся и Игнася? Я здесь получаю журнал «Глос».[31] Книг у меня достаточно. Меня очень огорчило известие, что вы до сих пор без работы, но я знаю, что вы не упадете духом, а значит, все должно улучшиться. Обнимите и поцелуйте от меня деток ваших – может быть, удастся нам еще увидеться когда-либо, будьте здоровы и мужественны, сердечно вас обнимаю.

Ваш Феликс Дзержинский

P. S. Кланяйтесь всем родным, если помнят меня.

Полночь пробила на церковной колокольне. Двое ссыльных потушили огонь в своей избе и тайком, чтобы не разбудить хозяев, выбрались через окно во двор. Далекий и опасный путь предстоял им, они навсегда покидали эти прекрасные, но пустынные и чуждые места, дышащие смертью и неволей. Как воры, крались они ночью вдоль изб, внимательно оглядываясь, нет ли кого-нибудь поблизости, не следят ли за ними. Кругом было тихо, деревня спала, лишь время от времени раздавалась колотушка ночного сторожа. Наконец они подошли к реке, но тут же отпрянули назад; там рыбак расставлял свои сети: лодкой воспользоваться было невозможно. Пришлось спрятаться, чтобы остаться незамеченными и выжидать. Наконец рыбак ушел домой. Беглецы нашли лодку и тихонько сели в нее. Они были полны решимости и уверенности, что уйдут. Но сердца их сжались болью, когда они вспомнили, что в этой самой деревне их братья томятся и будут еще томиться и тосковать, выжидая вестей с воли о борьбе, куда они, беглецы, сейчас спешат вопреки царскому запрету и несмотря на строгий надзор и наблюдение специальных шпионов – официально называвшихся надсмотрщиками за политическими ссыльными. Чувство это, однако, продолжалось недолго. Им предстояло переплыть на тот берег быстрой и широкой Лены, не произведя ни малейшего шума. Сперло дыхание, сердце наполнилось радостью: уже плывут, деревня остается позади и, наконец, совсем исчезает в темноте. Тогда крик радости вырывается из груди беглецов, измученных более чем двухлетним пребыванием в тюрьме. Хотелось обнять друг друга, хотелось громко, на весь мир прокричать о своей радости, о том, что они, бывшие еще пять минут тому назад изгнанниками, сейчас на воле. Они чувствуют себя по-настоящему свободными, ибо сбросили оковы и не сидят добровольно на месте ссылки только потому, что царь им повелел там сидеть.

Живо взялись они за дело. До 9 часов утра нужно было проплыть не меньше 15 миль.[33] Гребли попеременно. Лодка, подхваченная быстрым течением, неслась, как птица, по гладкой поверхности реки, окруженной горами, лугами, лесами. Ночью, при свете луны все это казалось фантастическим и таинственным. Кое-где на берегу горели костры, отражаясь в воде. Этих берегов избегали беглецы, старались держаться в тени, посматривая в сторону огней и смеясь в душе над тем, что никто там не знает, что их нужно «ловить».

Но бурная радость и чувство безопасности вскоре должны были уступить место тревоге. Беглецы вдруг услышали впереди гул, похожий на шум водопада. В ночной тишине гул этот разносился далеко, отдаваясь эхом в горах. Казалось, что там ворчит какой-то великан, но разглядеть его и решить, можно ли с ним вступить в борьбу и как, не было никакой возможности. Беглецов начала охватывать тревога, они не знали реки. На минуту остановили они лодку и поскорее направили ее к берегу, чтобы вовремя избежать опасности. Гул все возрастал и наконец перешел в грохот. Становилось ясно, что это борьба двух стихий. Показался большой остров, а с левой его стороны, поперек реки, торчали из воды скалы, и с ними-то так шумно боролись волны.

Беглецы миновали эту опасность и, повернув направо, вздохнули свободно. Но вот остров кончился, и снова грохот и шум. Течение пыталось перекинуть лодку через скалы, вниз, туда, где виднелась мельница и где река до острова была перегорожена плотиной. Вода с шумом перекатывалась через плотину, образуя водопад. Беглецы вовремя успели остановить лодку у берега. Что тут делать? Впереди мельница, скалистая плотина и пропасть, слева огромный остров с крутыми берегами, а там, сзади, скалы. На мельнице, по- видимому, спали; собак к счастью, не было, только лошади заржали тревожно и вскачь понеслись от берега. Один из беглецов отправился в разведку: не удастся ли перетащить волоком лодку мимо мельницы по берегу, второй остался в лодке. Разведка ничего не дала. Нужно было возвращаться назад, плыть против течения и искать прохода между скалами. Ночь. Темно. Но другого выхода не было. Подъехали к острову и вдоль него поплыли назад против течения. Но ночью, при таком быстром течении реки невозможно искать прохода на авось, тем более что месяц спрятался за тучу и поднялся предрассветный туман, заслонив собой реку. После долгих мучений удалось наконец перетащить лодку через кусты на противоположную сторону острова. Двадцать раз брались за мокрую лодку, напрягали все свои силы: протащат два-три шага и остановятся. Наконец, выбиваясь из последних сил, удалось столкнуть лодку в реку на противоположной стороне острова. Снова сели беглецы в лодку, пустили ее по течению и плыли, отдыхая некоторое время. К утру стал донимать холод. Надели зимние пальто, довольные, что и эту трудность преодолели. Вскоре почти совсем рассвело, течение уносило их все дальше и дальше. Молча, торопливо работали веслами, окруженные серым, густым туманом. Ничего нельзя было разглядеть, кроме небольшой полоски воды за бортом лодки. Весь мир был загорожен непроницаемой стеной тумана. Плыли в безбрежном пространстве, не чувствуя даже, насколько быстро движется лодка, замерзшие, несмотря на усиленную работу. Ни берегов, ни неба, ни реки – ничего не видно; только иногда ветер на минуту прорвет брешь в плотной пелене тумана и покажутся на миг ясное небо, лес и горы.

Уже шесть часов, а туман не рассеивается. Вдруг – о ужас! Происходит что-то страшное: треск, крик – и все кончено… Пропали! Нет, без борьбы беглецы не отдадут свою жизнь!.. Ото снова попался остров на пути, и дерево, раскинув низко над водой ветви, преградило им дорогу. Не заметили этого беглецы, и лодка наскочила на толстый сук со всего разбега. Беглец, сидевший на веслах,[34]