Все стало ясно через несколько минут. Лора увидела, как к ней направляется Люси в сопровождении невысокого мужчины с морщинистым лицом. Мужчина, которого Люси представила как своего мужа Жоффрея, нес в одной руке чемодан Лоры, а в другой — портфель. Они провели девушку в приготовленную для нее комнату, и служанка на ломаном английском сказала:

— Господин Дюпон говорит, вы должна отдыхать. Ждать его для... le diner. Понимать?

При виде явного замешательства девушки Люси склонила голову и наморщила нос, пытаясь подобрать подходящее слово. Наконец ее добродушное лицо расплылось в улыбке:

— Еда. Neut — девять. — Она подняла девять пальцев и вопросительно посмотрела на Лору, желая убедиться, что ее поняли правильно. — Да?

Лора тупо кивнула. Вот вам и превосходство. Ей придется ждать, пока он соизволит встретиться с ней, — за ужином в девять часов!

Он преподал ей очередной урок, показал, что вовсе не собирается подчиняться ее распоряжениям.

Девушка попыталась хоть на время выбросить из головы все мысли о Жане Дюпоне и оглядела комнату: отполированный до блеска деревянный пол, белые стены и деревянный потолок, богато расписанный сказочными цветами и птицами. Изголовье огромной кровати было украшено позолотой, розочками и изображениями обнаженных пышнотелых красавиц в окружении херувимов. Если бы это не был явно бесценный антиквариат, Лора покраснела бы до корней волос.

Отчаянная внутренняя борьба, которую она вела против запретного влечения к Жану Дюпону, полностью исчерпала ее силы. Кровать выглядела так привлекательно, так соблазняла своей вызывающей роскошью... Лора понимала, что должна использовать эти несколько часов, чтобы закончить отчет о поездке в Порийяк, но не смогла устоять перед искушением прилечь хотя бы на пару минут. Она растянулась на белом покрывале и закрыла глаза...

Когда она их открыла, в комнате царил голубоватый сумрак. В мягком свете ночника Лора разглядела у своей кровати высокую сильную фигуру, при виде которой у нее замерло сердце. Жан!..

Лора не знала, произнесла ли она его имя вслух. Девушка знала одно: ее битва проиграна. Она влюблена в человека, который собирается жениться на ее сестре.

Лора прекрасно понимала, что это безрассудно и глупо. Она захлебнется в этом чувстве, как в океане, оно поглотит ее, как пучина. Лора уткнулась лицом в подушку, чтобы скрыть непрошеные слезы. Жан наклонился и осторожно коснулся пальцами ее подбородка. Это прикосновение ударило ее словно электрическим током, порождая отчаянное желание протянуть руки к нему навстречу.

— Люси занята приготовлением ужина. Я пришел, чтобы проводить тебя в столовую. Наверное, ты переутомилась, дорогая, если вскрикиваешь во сне.

Небрежно, как будто нехотя, он погладил Лору по щеке горячей ладонью, вызвав в ее теле долго не затухающий трепетный отклик. Лора стиснула зубы, еле сдерживая нарастающую по спирали сладкую боль желания. А когда он коснулся пальцем уголка ее рта, она вновь яростно отвернула голову, еще глубже зарывшись в подушку. Очевидно, неправильно истолковав причину ее паники, Жан выпрямился и успокаивающе сказал:

— Ужин подождет еще минут десять. Не беспокойся об этом. Прими душ, а я пока поищу, во что тебе переодеться, — это сэкономит нам время.

Стесняясь своей измятой юбки, Лора соскользнула с кровати. Хорошо, что он не догадался об истинной причине ее беспокойства. Возможное опоздание к ужину девушку совершенно не волновало. И хотя сейчас Жан вел себя как радушный хозяин, Лора не доверяла ни ему, ни себе. Ей вовсе не хотелось, чтобы он рылся в ее вещах. Это подразумевало некоторую интимность отношений.

— Я сама решу, что мне надеть, — жестко сказала она, не осознавая, что испуг, горящий в огромных зеленых глазах, выдает ее с головой.

— Не волнуйся, я равнодушен к женскому белью,— с кривой усмешкой проговорил Жан. — А теперь поживее, мы теряем время.

Она послушно направилась в ванную — просто потому, что не могла оставаться в одной комнате с ним, дышать одним с ним воздухом, от которого кровь начинала стучать в висках.

Лора закрыла дверь ванной и обессиленно прислонилась к стене, ощущая ногами холод мраморного пола. Она заметила, что ванная не запирается изнутри, и это ей не понравилось.

Как могла она допустить, чтобы чувства настолько вышли из-под контроля? Что делает с ней ее глупое сердце? Куда смотрит разум? Влюбиться в будущего мужа своей сестры — в ее жизни не было ничего более безумного. С ее стороны это не только глупо, но и бессовестно по отношению к Кэтрин! И к тому же это означает, что теперь она не может выйти замуж за Ронни. Даже если случится чудо и она больше никогда не увидит Жана, то все равно всегда будет вспоминать его. Вспоминать и сравнивать.

Вспоминать то, о чем предпочла бы забыть, то, чего предпочла бы никогда не знать. Вспоминать охватывавший ее внутренний трепет и это непреодолимое влечение. Эту жажду близости, желание быть рядом с ним всегда... всегда... Она никогда не испытывала ничего подобного к Ронни. Ни дрожи, ни трепета, ни ощущения необыкновенной полноты жизни.

Дрожа словно в лихорадке, Лора поспешно стянула с себя одежду, все время бросая встревоженные взгляды на незапертую дверь.

Она приняла душ за рекордно короткое время — три минуты. Конечно, вряд ли он осмелится войти сюда, думала она, да и дымчатое стекло душевой кабины обеспечивало некоторую защиту, но интимность любого рода — даже эта небрежная, почти естественная интимность, которую он создал, когда пришел будить ее,— была невыносима для бедного истерзанного сердца.

Когда она стояла, завернувшись в большое махровое полотенце, и поспешно стягивала с головы резиновую шапочку, дверь открылась и вошел Жан — так, будто имел на это полное право. Не глядя на нее он положил на стул выбранную им одежду и вышел, небрежно бросив через плечо:

— Пять минут, хорошо?

Лора взглянула на принесенные Жаном белье и одежду и вспыхнула. Рядом с легким облачком черного шифона лежали кружевные трусики и тонкие прозрачные колготки. Она закрыла глаза и застонала в отчаянии. Ну что на нее нашло? Почему перед поездкой во Францию она в каком-то безумном порыве ринулась в дорогие магазины? Что заставило ее купить ярко-красный брючный костюм, который она все равно никогда не осмелится надеть, и это черное шифоновое платье с серебристой вышивкой по подолу и неприлично глубоким вырезом? И, разумеется, среди практичных юбок и строгих английских блузок в бежевой гамме Жан отыскал в ее вещах именно это платье, предпочтя его всему остальному.

Конечно, можно вернуться в спальню и достать из чемодана юбку с блузкой. Но если он до сих пор там, то сразу же обвинит ее в том, что она просто боится надеть черное платье, и поднимет на смех. А она будет стесняться своей наготы и бороться с безрассудным желанием, чтобы он снял с нее полотенце, разделся сам и привлек ее к себе...

Лора безжалостно прогнала прочь безумные мысли и поспешно оделась, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Потом расчесала щеткой волосы и попыталась уложить их в привычный пучок, но пальцы не слушались ее, шпильки падали на пол, и в конце концов она просто заплела косу.

Выйдя из ванной, Лора надела новые туфли на высоких каблуках, купленные перед самой поездкой. Разумеется, Жан выбрал именно их. Она старалась не смотреть в его сторону. Пугающе откровенное чувство, переполнявшее ее, было слишком новым и непривычным, чтобы она смогла его скрыть. А если она хотя бы раз заглянет ему в глаза, он сразу все поймет.

И что тогда? Примет ли он проснувшуюся в ней страсть как должное, принадлежащее ему по праву, потому что именно он вызвал ее к жизни? Или рассмеется, сравнивая ее заурядную внешность с тем, что уже принадлежит ему,— с яркой красотой Кэтрин? Кто станет пить воду, если рядом стоит искрящееся шампанское?

Бессознательно стараясь оттянуть момент, когда их взгляды неизбежно встретятся, Лора ходила по комнате, делая вид, что ищет сумочку. Собственно, сумочка не была ей нужна, но казалось, что если она сейчас остановится и посмотрит в глаза Жану Дюпону, то сама, первая, бросится ему на шею.