джи'и'тох. А сама Авиенда такая злючка-колючка, точно терновник. Считалось, что ей поручено обучать его айильским обычаям, но Ранд знал: ее истинная задача — шпионить за ним для Хранительниц Мудрости. Какой бы ущерб для чести ни был связан с подсматриванием за самими айильцами, Хранительниц это, по-видимому, не касалось. К тому же, похоже, просьбу шпионить за ним сами айильцы тоже не сочли бы предосудительной. Хранительницы знали, что Ранду все известно, но отчего-то их это нисколько не тревожило, как, впрочем, и его — лишь бы все оставалось, как есть. С одной стороны, шпион из Авиенды аховый. Почти никогда она не пыталась что-то выведать, и ее нрав вызывал у него то приступы гнева, то угрызения совести — почти так же на него воздействовала Морейн. С другой стороны, иногда, когда девушка забывала выпускать свои колючки, с ней было приятно провести время, поговорить. Кроме того, известно, кого Эмис с прочими к нему подослали, кто за ним шпионит. Если не Авиенда, будет кто-то другой, и придется теряться в догадках, кто теперь при нем соглядатай. Вдобавок Авиенда никогда не относилась к нему настороженно.

Мэт, Эгвейн и даже Морейн порой смотрели на Ранда так, что в глазах читалось: видят они Возрожденного Дракона. А иногда проглядывал страх перед способным направлять Силу мужчиной. Для вождей кланов и Хранительниц Мудрости Ранд был Тем-Кто-Приходит-с-Рассветом, человеком, которому предречено разломать Айил, точно сухой прутик; если они и не боялись его, то временами относились к нему как к алой гадюке, рядом с которой им приходится жить. Кого бы ни видела в Ранде Авиенда, это ее нисколько не останавливало если считала нужным, она не упускала случая подколоть, а то и обрушиться на него с упреками. И так почти всегда.

По сравнению со всем остальным, отношение Авиенды — утешение слабое, тем не менее какую-то поддержку Ранд чувствовал. Он, можно сказать, даже скучал по Авиенде. С полдюжины раз Ранд посылал ей цветы — собирая их с каких-то колючих растений, он оцарапался в кровь, пока не сообразил, что можно воспользоваться Силой. Эти букетики относили сами Девы, не посылая с ними гай'шайн. Разумеется, получила она цветы или нет, Авиенда его не уведомляла.

— Спасибо, — наконец промолвил Ранд, проведя ладонью по одеялам. Разговор о них представлялся вполне безобидным. — Наверное, они бы тебе самой в здешние ночи не помешали.

— Принести одеяла меня попросила Энайла. Она узнала, что я собираюсь заглянуть к тебе. — Губы девушки дрогнули в намеке на довольную улыбку. — Не одна и не две сестры по копью обеспокоились, не холодно ли тебе. Я прослежу, чтобы сегодня ты развел огонь, прошлой ночью ты не разжег камин.

Ранд почувствовал, как краска заиграла на щеках. Она знает. Что ж, все равно она узнала бы. Проклятые Девы могут не делиться с ней всеми новостями, но и утаивать от нее что-нибудь не станут.

— Зачем ты хотела меня видеть? — спросил Ранд.

К его изумлению, девушка сложила руки на груди и дважды пересекла узкую комнату от стены к стене, потом остановилась и повернулась, сердито глядя на юношу.

— Это вовсе не дар расположения, — заявила она обвиняющим тоном, тряхнув перед Рандом браслетом. — Ты сам признал. — Да, верно, хотя ему казалось, что она вонзит нож ему под ребра, рискни он не согласиться. — Это просто глупый подарок от мужчины, который не знает или которому дела нет до того, как мои... как это воспримут сестры по копью. Ладно, теперь это все равно ничего не значит. — Авиенда вынула что-то из поясного кошеля и бросила на тюфяк рядом с Рандом. — Я отдала тебе долг.

Ранд подобрал брошенный предмет и повертел его в руках. Пряжка для поясного ремня, выполненная в виде дракона, тонкой работы, из хорошей стали, с золотыми накладками.

— Спасибо. Какая красивая! Авиенда, ты мне ничего не была должна. Что за долг?

— Если не хочешь принять ее за мой долг, — твердо промолвила она, — выбрось. Я найду что-нибудь другое и верну тебе долг. Все равно это безделица, пустяк.

— Вряд ли это безделица! Наверняка ее на заказ делали.

— Не думай, будто это что-то значит, Ранд ал'Тор. Когда я... отказалась от копья, то мои копья, мой нож... — рука девушки невольно коснулась поясного ремня, где обычно висел нож с длинным клинком, — даже наконечники стрел у меня отобрали и отдали кузнецу, чтобы он сделал из них простые вещи. Их я должна была раздать. Большую часть я подарила подругам, но Хранительницы обязали меня назвать имена трех мужчин и трех женщин, которых я больше всего ненавижу. Каждому из них мне было велено вручить подарок, сделанный из моего оружия. Подарить из собственных рук. Бэйр заявила, что это учит смирению. — Девушка стояла, гордо выпрямив спину, сверкая глазами, зло бросая каждое слово — смирением тут и в помине не пахло. — Поэтому не думай, будто эта пряжка что-то значит.

— Ничего не значит, — подытожил Ранд, печально кивая. Нельзя сказать, чтобы ему хотелось получить от нее особый подарок, имеющий какое-то значение, но было бы приятно думать, что Авиенда, быть может, увидела в нем друга. Совершенная глупость ревновать ее. Интересно, кто же подарил ей ожерелье? — Авиенда, выходит, я — один из тех, кого ты так сильно ненавидишь?

— Да, Ранд ал'Тор. — Голос ее вдруг стал хриплым. На несколько секунд она отвернулась — глаза закрыты, веки подрагивают. — Я ненавижу тебя всей душой. Ненавижу. И всегда буду ненавидеть.

Почему она его ненавидит, Ранд не стал спрашивать. Однажды он поинтересовался у Авиенды, почему она его невзлюбила, — тогда она ему чуть нос не откусила. Правда, на вопрос так и не ответила. Но сейчас речь шла о чем-то большем, чем неприязнь, о которой она подчас словно забывала.

— Если ты в самом деле меня ненавидишь, — через силу промолвил Ранд, — я попрошу Хранительниц Мудрости прислать обучать меня кого-нибудь другого.

— Нет!

— Но если ты...

— Нет! — Пожалуй, на этот раз ее отказ был куда более упрямым и энергичным. Авиенда уперла кулаки в бедра и принялась выговаривать ему, словно намеревалась вбить в голову Ранду каждое свое слово: — Даже если Хранительницы разрешат мне прекратить занятия с тобой, у меня есть тох, обязательство и долг перед моей почти сестрой Илэйн. Ради нее я должна присматривать за тобой. Ты принадлежишь ей, Ранд ал'Тор. Ей и только ей! Запомни это.

Ранд почувствовал полное отчаяние. Хорошо хоть Авиенда не принялась опять описывать, какова Илэйн без одежды — к некоторым из айильских обычаев он, пожалуй, никогда не привыкнет. Иногда Ранд гадал, действительно ли Илэйн договорилась с Авиендой, чтобы та присматривала за ним. Поверить в это было невозможно, но ведь опять-таки иные женщины, даже не айилки, ведут себя зачастую крайне странно. Где уж тут понять айильскую женщину! Много чаще Ранд тщетно пытался понять, от кого же, от чьих посягательств должна защищать его Авиенда. Кроме Дев и Хранительниц Мудрости, половина айильских женщин смотрела на него точно на воплощение пророчества, а значит, как на существо из потустороннего мира. Вторая же половина косилась словно на мерзкую змею-кровопийцу, невесть как очутившуюся в гуще ребятишек. Хранительницы, когда стремятся заставить его поступить, как хочется им, ничем не лучше Морейн, а о Девах и думать не хотелось. Все эти мысли, отчаяние, бессильная злость смешались — и Ранд уже кипел от ярости.

— Теперь послушай-ка меня. Ну, я целовался с Илэйн, и не раз, и, по-моему, ей это нравилось не меньше, чем мне. Но я никому не давал слова, ничего не обещал. Я даже не уверен, что такое мое обещание ей теперь вообще нужно. — Ранд в один день получил от нее два письма; в одном Илэйн называла его возлюбленным светом своей души, а дальше писала такое, от чего у него уши загорелись. В другом же величала негодяем с жестоким ледяным сердцем, заявляла, что более не желает его видеть, а потом костерила вдоль и поперек почище Авиенды. М-да, женщины — явно странный народ. — Да у меня и времени-то на женщин нет, и думать-то о них некогда. У меня сейчас одно в голове как объединить Айил и даже, если сумею, Шайдо. Я...

Ранд осекся, застонал — сопровождаемая перестуком драгоценностей, в комнату покачивающейся походкой вошла женщина; она несла серебряный поднос с графином из дутого стекла и двумя серебряными чашами. Кого Ранд хотел видеть здесь меньше всего, так это ее.

Красная косынка из прозрачного шелка, повязанная вокруг головы, не скрывала красивого матово- томного лица Изендре. Ни у кого из айильцев не могло быть таких длинных темных волос и темных глаз. Сочные яркие губы манили всяческими соблазнами — пока Изендре не заметила Авиенду. Тогда ее