работать. Или же, на худой конец, тот, на кого можно свалить вину. Чем выше стоишь, тем больше власти, но тем больше и возможности, что тебя обвинят в неудачах тех, кто стоит ниже тебя. Сколько раз сам Кадир, выгораживая себя, подставлял старших над собой тем, кто стоял еще выше них.

Тщательно затворив дверь, Кадир повернулся — и чуть не заорал, если б глотку его не стиснуло так, что он и пикнуть не мог.

Стоящая перед ним женщина была облачена в белый шелк, но оказалась вовсе не толстухой, а самой прекрасной женщиной, какую он когда-либо видел: глаза ее казались темными бездонными горными озерами, тонкую талию стягивал затканный серебром пояс, в блестящих черных волосах сверкали серебряные полумесяцы. Кадиру лицо этой женщины было знакомо по снам.

Колени Кадира глухо стукнулись об пол, и он наконец сумел вздохнуть.

— Великая Госпожа, — хрипло вымолвил он, — чем я могу служить?

Ланфир же будто глядела на насекомое, не зная, то ли раздавить его обутой в изящную туфельку ногой, то ли оставить ползать.

— Выкажи послушание и исполняй мои приказы. Я была слишком занята и не следила сама за Рандом ал'Тором. Расскажи мне, что он делал, оставляя в стороне завоевание Кайриэна. Расскажи, что он затевает.

— Это трудно, Великая Госпожа. Такому, как я, не под силу близко подобраться к такому, как он. — Насекомому, сказали холодные глаза, позволено жить, пока оно полезно. Кадир ломал голову, вспоминая, сопоставляя все, что увидел, услышал или домыслил. — В огромном числе, Великая Госпожа, он отправляет айильцев на юг, хотя я и не знаю зачем. Тайренцы и кайриэнцы этого, по-видимому, не замечают, но они, по-моему, вряд ли отличат одного айильца от другого. — Впрочем, на это и сам он не способен. Лгать Ланфир он не осмеливался, но если она решила, что Кадир был более полезен... — Он основал нечто вроде школы в городском дворце, принадлежавшем Дому, в котором никто не уцелел... — Впервые не было возможности сказать, нравится ли Избранной то, что она слышит, но по мере того, как Кадир продолжал говорить, лицо Ланфир начало темнеть.

— Морейн, ты хотела, чтобы я это увидел? — нетерпеливо промолвил Ранд, привязывая поводья Джиди'ина к колесу последнего в ряду фургона.

Морейн стояла на цыпочках, глядя поверх борта повозки на пару бочонков, казавшихся ему знакомыми. Если только Ранд не ошибается, в них находились две печати из квейндияра. Теперь, когда за неразрушимость печатей нельзя поручиться, их, для сохранности, тщательно упаковали в шерсть. Очутившись рядом с печатями, Ранд гораздо сильнее обычного ощутил порчу Темного, от бочонков будто исходило тлетворное веяние, некие слабые миазмы, словно что-то гниет в укромном уголке.

— Здесь они будут в безопасности, — пробормотала Морейн. Грациозно приподняв юбки, она двинулась вдоль фургонов. По пятам за ней ступал Лан, похожий на полуприрученного волка. Свисавший с плеч плащ неприятно для глаз рябил, по нему пробегали разноцветные волны и тени.

Ранд сердито сверкнул глазами:

— Эгвейн, тебе-то она сказала, в чем дело?

— Просто сказала, что тебе надо на что-то взглянуть. Что тебе все равно надо сюда прийти.

— Ты должен довериться Айз Седай, — сказала Авиенда почти бесстрастно, но с ноткой сомнения. Мэт фыркнул.

Ранд промолвил:

— Ладно, сейчас все узнаем. Натаэль, отправляйся к Бэилу и скажи, что я буду у него через...

В дальнем конце ряда повозок стенка Кадирова фургона вдруг взорвалась, щепки и осколки нещадно секли айильцев и горожан. Ранд понял сразу. И без мурашек на коже. Он припустил к фургону следом за Морейн и Ланом. Время будто замедлилось, словно воздух превратился в желе, облепившее каждое мгновение, и все произошло сразу.

В ошеломленной тишине, нарушаемой лишь стонами и криками раненых, вперед шагнула Ланфир; с руки ее свисало нечто бледное, мягкое, исчерченное красным. Она спускалась по невидимым ступеням, а это волочилось за нею. Лицо Ланфир было вырезанной изо льда маской.

— Он сказал мне, Льюс Тэрин, — чуть ли не простонала Ланфир; взмахнув в воздухе той бледной тряпкой. Ветер подхватил ее, и на миг тряпка раздулась в окровавленную полупрозрачную статую Хаднана Кадира. Это была его кожа, снятая целиком. Фигура незадачливого купца смялась и опала, а голос Ланфир едва не сорвался на визг: — Ты позволил другой женщине себя коснуться! Опять!

Мгновения липли одно к другому, все происходило одновременно.

Прежде чем Ланфир ступила на камень набережной, Морейн подобрала свои юбки повыше и побежала прямо к ней. Как ни быстра она была, Лан оказался проворней, проигнорировав ее окрик: «Нет, Лан!» Вылетел из ножен меч, длинные ноги понесли Стража вперед, оставив Морейн позади, меняющий цвета плащ развевался у него за спиной. Вдруг Лан будто на невидимую каменную стену наскочил, отлетел, попытался, пошатываясь, вновь двинуться вперед. Один шаг — и словно гигантская ладонь смела Лана в сторону, отбросила на десяток шагов, кинув на камни.

Он еще не упал на мостовую, как Морейн, оскальзываясь на брусчатке, рванулась вперед, пока не оказалась лицом к лицу с Ланфир. Длилось это лишь мгновение. Отрекшаяся посмотрела на Айз Седай, словно заинтересовавшись, что оказалось у нее на пути, потом Морейн отшвырнуло вбок, да так сильно, что она несколько раз перекатилась и исчезла под одним из фургонов.

Набережную охватило смятение. Разметало Кадиров фургон всего несколько мгновений назад, однако только слепой не понял бы, что Единой Силой вовсю орудует именно эта женщина в белом. Вдоль причалов громко тукали топоры — на баржах обрубали канаты, и команды торопливо отгоняли освободившиеся неповоротливые суда на открытую воду. Работники на причалах и городской люд в темных одеждах отчаянно пытались забраться на борт барж. Повсюду мужчины и женщины бестолково метались и кричали, стремясь пробиться к воротам, убежать в город. И среди всего этого коловращения фигуры в кадин'сор нацепляли вуали и устремлялись на Ланфир — с копьями, ножами, просто с голыми руками. Они не могли не знать, что она виновница этого нападения и что она сражается Силой. Но, не считаясь ни с чем, бежали танцевать с копьями.

Огонь волнами покатился на них. Пламенные стрелы вонзались в людей, и на них вспыхивала одежда. Но Ланфир не сражалась с ними, даже особого внимания на них не обращала. Так она могла бы отмахиваться от кусименя или от надоедливых мошек. Спасающихся бегством опаляло так же, как и тех, кто кинулся в бой. Ланфир двинулась к Ранду, словно больше для нее ничего не существовало.

Лишь несколько ударов сердца.

Ланфир сделала три шага, когда Ранд схватился за мужскую половину Истинного Источника — расплавленный металл и звонкий, как сталь, лед, сладкий мед и навозная куча. Глубоко в Пустоте схватка за жизнь была отдаленной, а битва перед ним — и того дальше. Едва Морейн исчезла под фургоном, Ранд направил Силу, отнимая жар из огня Ланфир, отводя пламя в реку. Языки пламени, что за миг до того охватывали людей, исчезли. В тот же миг Ранд вновь сплел потоки, и возник туманный серый купол, вытянутым овалом накрыв Ранда, Ланфир и большую часть фургонов — почти прозрачная стена отсекла все, что оказалось за ее пределами. Даже закрепляя плетение, Ранд не был уверен в том, что это такое и откуда взялось. Наверное, из каких-то воспоминаний Льюса Тэрина. Тем не менее огонь Ланфир натыкался на преграду и останавливался. Ранд смутно видел людей за куполом, которые — слишком многие — метались и размахивали руками: он избавил их от огня, но не от телесных мучений; запах горелой плоти густо висел в воздухе. Однако новых жертв пламени он не замечал. Внутри купола тоже лежали тела, кучи обгорелой одежды, кое-кто, еще живой, слабо шевелился и стонал. Ланфир не было до них никакого дела. Огонь, что она направляла, погас — надоедливая мошкара разогнана, и Отрекшаяся не глядела по сторонам.

Еще несколько мгновений, несколько ударов сердца. Ранд был холоден в опустошенности Ничто, а если и испытывал сожаление о погибших, жалость к умирающим и обожженным, то чувство это было столь хорошо запрятанным, что его могло и не быть вовсе. Ранд сам стал холодом. Самой пустотой. Лишь ярость саидин наполняла его.

Движение сбоку. Авиенда и Эгвейн, взгляды устремлены на Ланфир. Ранд же надеялся отгородить их