— Иногда, — хохотнул Асмодиан, — трудно уловить различие между собой и своими врагами. Они хотят заполучить мир, а ты, похоже, получил целый народ.

Повернув голову, Ранд смотрел на менестреля, пока веселость не исчезла с его лица и он, неловко ежась, не придержал своего мула, пристроившись за Певином с его знаменем. Беда в том, что услышанное только что название предполагало — и даже более чем предполагало — право собственности. Эта подробность тоже всплыла из воспоминаний Льюса Тэрина. Представлялось невероятным владеть целым народом, но, даже будь так, Ранд не хотел этого. Я хочу только одного — использовать их в своих целях, мрачно подумал он.

— Вижу, ты так не думаешь, — бросил Ранд через плечо. Ни у кого из Дев повязки он не заметил.

Авиенда немного помялась, потом сказала:

— Я не знаю, чему и верить. — Говорила девушка так же тихо, как и раньше, однако голос ее был сердит и нетверд. — Есть много мнений, и Хранительницы зачастую молчат, словно не ведают истины. Кое- кто поговаривает, что, следуя за тобой, мы искупаем грех наших предков, когда... когда они подвели Айз Седай.

Дрожь в голосе девушки изумила Ранда — ему в голову никогда не приходило, что она не меньше любого из Айил мучается тем, что он открыл в прошлом этого народа. Можно сказать, что она пристыжена — стыд являлся важной частью джи'и'тох. Они стыдились того, кем были — последователями Пути Листа, и в то же время им было стыдно, что они отреклись от заветов этого Пути.

— Теперь слишком многие знают одну часть из Пророчества Руидина, — продолжала Авиенда чуть окрепшим голосом, словно сама услыхала новость об этом пророчестве еще до того, как начала обучаться у Хранительниц Мудрости. — Однако понимают его явно превратно. Им известно, что ты уничтожишь нас... — Самообладание Авиенды пошатнулось, она глубоко вздохнула. — Но многие думают, что ты убьешь нас всех в бесконечных танцах копий, что мы станем искупительной жертвой за тот грех. Другие верят, что само откровение стало проверкой, чтобы очиститься от слабых, оставив лишь крепкое ядро в преддверии Последней Битвы. Я даже слыхала, что ныне Айил — просто твой сон и, когда ты проснешься от этой жизни, мы все сгинем, нас не будет более.

М-да, весьма мрачный набор суеверий. И без того худо, что Ранд открыл айильцам правду о прошлом, которого они стыдятся. Чудо, что они вообще его не покинули. Или с ума не посходили.

— А что думают Хранительницы Мудрости? — Ранд говорил так же тихо, как и девушка.

— Чему суждено свершиться, то и будет. Мы спасем, что можно спасти. Ранд ал'Тор. На большее мы не надеемся.

«Мы». Итак, она причисляет себя к Хранительницам, точно так же, как Эгвейн с Илэйн относят себя к Айз Седай.

— Ладно, — беспечным тоном сказал Ранд. — Думаю, по крайней мере, Сорилея считает, что мне надо уши надрать. И Бэйр, наверно, тоже. И уж непременно Мелэйн.

— Помимо всего прочего, — пробурчала Авиенда. К разочарованию Ранда, она, хоть и продолжала держаться за его куртку, отодвинулась от него. — Они о многом думают, о чем лучше бы не думали. Для меня лучше.

Ранд невольно ухмыльнулся. Итак, она не считает, что ему надо надрать уши. Из всего услышанного с момента пробуждения это, пожалуй, самое приятное и главное — совершенно иное.

В миле от Рандовой палатки расположились фургоны Хаднана Кадира, выстроенные кольцом в широкой котловине между двух холмов. Охраняли их Каменные Псы. Большеносый Приспешник Темного, в обтягивающей внушительную фигуру кремовой куртке, утирая лицо неизменным большим платком, поднял взор на проезжавшего мимо Ранда, скользнул взглядом по знамени и по двигавшемуся размашистым шагом эскорту. Морейн тоже была здесь, осматривала фургон, на котором, позади козел, укрытый парусиной, находился тер'ангриал в виде дверной рамы. Айз Седай даже головы не повернула, пока с ней не заговорил Кадир. Судя по жестам, он, видимо, считал, что она составит компанию Ранду. На деле же ему явно не терпелось, чтобы она ушла. Впрочем, удивляться тут нечему. Кадиру, вне всяких сомнений, оставалось лишь поздравить себя — ему так долго удается скрывать, что он Приспешник Темного. Однако чем дольше он находится возле Айз Седай, тем сильнее ему угрожает разоблачение.

Ранда немало удивляло, что купец до сих пор остается при караване. По меньшей мере половина возчиков из числа тех, кто въехал с ним в Пустыню, оказавшись за Драконовой Стеной, потихоньку разбежалась. Их заменили кайриэнскими беженцами, которых выбрал сам Ранд — чтобы быть уверенным, что они не чета Кадиру. Каждое утро Ранд ожидал услышать, что Кадир тоже пропал, особенно после бегства Изендре. Девы чуть не по досочкам разобрали фургоны, разыскивая женщину, а Кадир все это время потел — извел три платка. Если бы Кадиру удалось улизнуть под покровом ночи, Ранд не стал бы сожалеть. Айильский караул имел приказ пропустить купца, если тот не попытается увести какой-нибудь из драгоценных для Морейн фургонов. С каждым днем становилось все очевиднее, что грузы представляют для нее бесценное сокровище, и Ранд не хотел, чтобы Морейн лишилась даже малости.

Ранд оглянулся через плечо, но Асмодиан смотрел прямо вперед, тоже игнорируя фургоны. Он утверждал, что после своего пленения Рандом никаких контактов с Кадиром не поддерживал, и Ранд считал, что это вполне может быть правдой. Купец почти никогда не отходил от своих фургонов и всегда был на глазах айильцев-стражников, не считая того времени, когда отсиживался в собственном фургоне.

Напротив фургонов Ранд машинально слегка потянул за поводья. Морейн наверняка захочет сопровождать его в Кайриэн; может, она и нашпиговала ему голову всякой всячиной, но казалось, у нее всегда наготове еще какие-то нужные сведения. А нынче Ранду особенно не помешали бы и ее присутствие, и ее совет. Однако Айз Седай лишь посмотрела на юношу долгим взглядом и вновь повернулась к фургону.

Нахмурясь, Ранд двинул крапчатого дальше. Морейн решила не ехать с ним, ладно, но этим она напомнила ему: у нее имеются и другие овцы для стрижки, и не обо всех ему известно. Видимо, он стал излишне доверчив. Лучше относиться к ней так же настороженно, как к Асмодиану.

Никому не доверять, уныло подумал Ранд. Какое-то мгновение он не знал, его это мысль или Льюса Тэрина, но в конце концов решил, что это и не важно. У каждого свои стремления, каждый добивается своих целей. Лучше никому не доверять, только самому себе. Однако Ранду стало вдруг интересно, насколько он может доверять самому себе — когда в разум его то и дело просачивается другой человек?

Вокруг Кайриэна, заполнив небо зловещими кольцами черных крыльев, кружили стервятники. Они плюхались на землю, в тучи жужжащих мух, хрипло клекотали на глянцевито отливающих воронов, пытавшихся захватить все права на мертвецов. Там, где по безлесным холмам проходили, разыскивая тела погибших, айильцы, отяжелевшие птицы вперевалку расступались, тяжело взлетали в воздух, протестующе и визгливо вскрикивая, потом, как только живые отдалялись на несколько шагов, вновь возвращались к пиршеству. Как ни много было стервятников, воронов и мух, все вместе они не могли затмить солнечного света, но казалось, будто сияние дня померкло.

Ранд, в животе у которого все переворачивалось, погнал Джиди'ина быстрее, стараясь не смотреть на эту ужасную картину, и вскоре Авиенда опять обхватила его за талию, а Девы припустили бегом. Никто не возразил ни единым словом, и он не думал, что лишь из-за способности айильцев бежать так часами. Даже у Асмодиана возле глаз разлилась бледность. Лицо Певина ничуть не изменилось, хотя развевающееся над ним яркое знамя казалось здесь злой насмешкой.

Открывшееся впереди было немногим лучше. Слобода запомнилась Ранду суетливым, неумолчно гудящим ульем, лабиринтом путаных улиц, полнящихся разноцветьем и гамом. Теперь же массивные серые стены Кайриэна с трех сторон обступила зловещим безмолвием широкая полоса пепла. На каменных фундаментах беспорядочно громоздились обугленные стропила, тут и там торчали почерневшие от копоти дымовые трубы, устоявшие и уже угрожающе покосившиеся. На земляной улице валялся каким-то чудом уцелевший, невредимый стул или оброненный в суете бегства узел с пожитками. Ранд заметил тряпичную куклу — она лишь подчеркивала опустошение.

Ветерок пошевеливал стяги, поднятые на городских башнях и стенах, — там красовался на белом фоне ало-золотой Дракон, тут белели на красно-золотом поле Полумесяцы Тира. Центральная створка Джангайских Ворот была распахнута, три высокие прямоугольные арки в сером камне охраняли солдаты