доказательство того, что он мертв, потому что его голову было не унести далеко. С тех пор меч переходил из рук в руки — молодых мужчин и глупых Дев, которым льстило, что они владеют доказательством смерти Ламана. Только каждый потом начинал задумываться, чем же он владеет, и вскоре продавал меч другому. С первого раза, как эту вещь продали, цена ее упала. Ни один айилец не прикоснется к мечу, даже выломать эти камни.
— Что ж красив, — как можно тактичней сказал Ранд — последний фигляр или шут стал бы носить кричащее. А на костяной рукояти ладонь будет скользить от пота или крови. — Но я не допущу, чтобы ты...
Ранд умолк, по привычке на несколько дюймов вытянув клинок из ножен, чтобы оценить оружие. Выгравированная в сияющей стали, стояла цапля — знак мастера клинка. Когда-то Ранд носил отмеченный такой же эмблемой меч. Он внезапно сообразил, что этот меч схож с его прежним оружием и с клейменным вороном наконечником Мэтова копья — металл, созданный при помощи Силы. Этот меч никогда не сломается, такой клинок не нужно затачивать. Большинство мечей, которыми владели мастера клинка, были лишь копиями тех, легендарных. Лан сказал бы точно, но Ранд и сам был совершенно уверен.
Вытащив меч из ножен, Ранд наклонился, протянул руку через очаг и положил ножны перед Авиендой:
— Авиенда, я возьму клинок в погашение долга. — Меч был длинным, слегка искривленным и с односторонней заточкой. — Только клинок. И рукоять я тебе тоже верну.
В Кайриэне можно изготовить и новую рукоять, и ножны. А может, среди уцелевших тайенцев отыщется хороший кузнец-оружейник?
Авиенда округлившимися глазами уставилась на ножны, перевела взор на Ранда, потом опять на ножны. Ранд впервые видел девушку изумленной, у нее даже челюсть отвисла.
— Но эти самоцветы стоят дорого! Намного больше, чем я... Ранд ал'Тор, ты вновь пытаешься сделать меня своим должником.
— Не совсем так. — Если этот клинок свыше двадцати лет пролежал в ножнах, не тронутый ни чьей-то рукой, ни ржавчиной, и не утратил своего блеска, то он был именно тем, о чем подумал Ранд. — Ножны я не принял, они остаются твоими. — Подбросив в воздух одну из шелковых подушек, Ранд исполнил в положении сидя вариант удара под названием «Поднимается слабый ветер». Клинок легко рассек тонкую ткань, дождем посыпались перья. — И рукоять я не приму, она тоже твоя. Если ты их продашь, то все, что получишь, — твое. Это касается только тебя.
Как подозревал Ранд, девушка выложила за меч все, что у нее было, а теперь за одни ножны получит самое малое раз в сто больше, но вместо того, чтобы порадоваться нежданно привалившей удаче, вместо того чтобы выглядеть счастливой или хотя бы поблагодарить его, Авиенда негодующе воззрилась на Ранда сквозь падающие перья — ни дать ни взять двуреченская хозяйка, обнаружившая на полу кучу мусора. Девушка хлопнула в ладоши, и тотчас появилась одна из
— Это моя палатка, — с нажимом произнес Ранд.
Авиенда фыркнула в ответ — точь-в-точь как Эгвейн. Определенно, эта парочка слишком много времени проводит вместе.
Ужин, который принесли, когда уже совсем стемнело, состоял из обычного плоского светлого хлеба и щедро приправленного специями рагу из сушеных бобов с ломтиками почти белого мяса. Когда Авиенда сказала ему, что это та самая кровавка, Ранд лишь ухмыльнулся — с той поры, как он очутился в Пустыне, ему доводилось есть и змей, и еще чего похлеще. Хуже всего, по мнению Ранда, была гара, ядовитая ящерица; и не из-за вкуса — она больше цыпленка напоминала, — а просто потому, что ящерица. Временами казалось, будто в Пустыне на каждом шагу попадается столько всяких ядовитых тварей змей, ящериц, пауков, да и растений тоже, — сколько во всем остальном мире не сыщешь.
Авиенду, видимо, несколько разочаровало, что Ранд, отведавший этакого блюда, не принялся тут же отплевываться, кривясь от отвращения, хотя порой догадаться о ее чувствах представлялось весьма затруднительным. Если Ранд и пытался прикинуться айильцем, то можно было подумать, что Авиенда из кожи вон лезет, изо всех сил стараясь доказать обратное.
Уставший и желающий лишь поскорее уснуть, Ранд стащил с себя только куртку да стянул сапоги, потом торопливо заполз под свои одеяла и повернулся спиной к Авиенде. Айильские мужчины и женщины вместе ходили в парильню, но краткое пребывание в Шайнаре убедило Ранда, что он не создан для подобных вещей, он краснел до ушей и готов был провалиться сквозь землю от смущения. Юноша старался не слышать шороха одежды, когда Авиенда раздевалась под одеялами. По крайней мере, на это у нее хватало скромности, но он тем не менее лежал к ней спиной — так, на всякий случай.
Авиенда утверждала, что ей положено спать у Ранда в палатке, дабы продолжать наставлять его в айильских обычаях и традициях, раз он теперь проводит так много времени с вождями. Оба они знали: все это — неправда, хотя Ранд не представлял себе, что, по разумению Хранительниц Мудрости, способна таким странным образом вызнать у него Авиенда. Девушка кряхтя что-то снимала с себя и непонятно что бурчала себе под нос.
Чтобы заглушить ее ворчание и перестать думать, что же оно значит, Ранд сказал:
— Свадьба Мелэйн просто незабываема. А Бэил и вправду ни о чем не догадывался, пока ему Мелэйн с Дориндой не сказали?
— Конечно, нет, — насмешливо ответила девушка, ненадолго оторвавшись, как показалось Ранду, от снимания чулка. — А с какой стати Бэилу знать до того, как Мелэйн положила свадебный венок у его ног и спросила его об этом? — Авиенда вдруг рассмеялась: — Мелэйн чуть с ума не сошла и Доринду до отчаяния довела, пока они не отыскали для венка цветки
— Это имеет какое-то особое значение? Цветки
— Что нрав у нее колючий и таким и останется. — Еще одна пауза, опять бурчание. — Сплети она венок из листьев или цветков медвяного корня, это значило бы, что она заявляет о мягкости своей натуры. Если утренние сережки, тогда она бы была кроткой, а... Да слишком долго перечислять! Я бы тебя несколько дней обучала всем сочетаниям. Да и к чему тебе их знать? Айильской жены у тебя не будет. Ты принадлежишь Илэйн.
Ранд чуть было не оглянулся на Авиенду, когда та произнесла «кроткая». Он не мог представить себе айилку, которую возможно описать подобным словом. Наверное, это значит, что она сначала тебя предупредит, а потом зарежет.
Под конец голос Авиенды сделался приглушенным. Блузу через голову снимает, догадался Ранд, и ему захотелось, чтобы светильники не горели. Нет, тогда было бы еще хуже. Так после Руидина он мучился каждую ночь, и с каждым разом становилось все хуже и хуже. Нужно положить этому конец. Немедленно, прямо сейчас эта женщина должна отправиться спать к Хранительницам Мудрости, где ей и место. Там отныне пусть и ночует. А узнать от нее об айильцах... Что сумеет, то и узнает. И мучился так Ранд вот уже пятнадцать ночей.
Стараясь выбросить из головы разные нежелательные образы, Ранд сказал:
— А вот еще в конце там было... После того, как все принесли свои обеты. — Едва полдюжины Хранительниц успели огласить свое благословение, как появившаяся сотня кровных родичей Мелэйн стала окружать ее с копьями наготове. На подмогу Бэилу бросилась сотня его родичей, и вождю пришлось пробиваться к новобрачной с боем. Конечно, вуали ни на ком не было — происходящее являлось лишь частью обряда, — но кровь пролилась с обеих сторон. — Несколькими минутами раньше Мелэйн клялась в любви к нему, а когда Бэил добрался до нее, отбивалась, точно загнанная в угол горная кошка! — Если б Доринда не врезала ей под ребра, то, как показалось Ранду, Бэилу ни за что не удалось бы перекинуть Мелэйн через плечо и унести прочь. — Он до сих пор хромает, и от ее удара у него фингал под глазом.
— Она что же, тряпкой должна быть? — сонно проговорила Авиенда. — Он должен понять, чего она стоит. Она ему не безделушка, которую можно в кошель засунуть.
Девушка зевнула, и Ранд услышал, как она устраивается поудобнее в своих одеялах.
— А что значит: «учить мужчину петь»? Что это такое? — спросил Ранд. Айильские мужчины, если только они по старости лет не отказались от копья, не поют, разве что боевые песни и погребальные — над
