— Я за вами следила. — Айилка вовсе не чувствовала смущения. — Старалась узнать, как вы поступите дальше. Я видела, как вас захватили, но помочь вам не могла — была слишком далеко. Я ведь была уверена: стоит мне подобраться к вам ближе, и вы меня сразу заметите, поэтому я держалась шагов за сто от вас. Но когда поняла, что помочь себе вы уже не можете, отважиться на это в одиночку было слишком поздно.
— Знаю, ты сделала все, что могла, — тихо ответила Эгвейн.
Авиенда решила, что Эгвейн просит ее продолжить рассказ.
— Я знала, где должен был быть Корам, где были Даэль и Луайне, а они знали... — Она замедлила речь и взглянула на старшего воина нахмурившись. — Среди пришедших я не надеялась встретить вождя клана, тем более моего собственного. Руарк, кто тогда во главе Таардад Айил?
Руарк пожал плечами, будто ответ на этот вопрос не имел никакого значения.
— Придет время, — проговорил он, — я умру, и вожди септов сменят один другого и постараются решить, на самом ли деле они желают отправиться в Руидин. Я бы не пришел сюда по доброй воле, но Эмис, и Бэйр, и Мелэйн, и Сеана погнали меня, точно горные барсы, преследующие дикого козла. Сны сказали: мне надо идти. Они не верили, что я хочу умереть в постели, больным, толстым стариком.
Авиенда засмеялась, будто услышала добрую шутку:
— Говорят, всякий мужчина, против которого ополчились, сговорились его собственная жена и Хранительница Мудрости, предпочел бы сразиться сразу с дюжиной своих старинных врагов. А мужчина, на которого вместе с женой насели сразу три Хранительницы, да еще собственная жена — Хранительница, подобен тому, кто пытается сразить Лишающего Зрения!
— Мне в голову пришла одна мысль, — сказал старый воин, глядя куда-то вниз, и Эгвейн вдруг увидела на полу три кольца Великого Змея и кольцо потяжелее, золотое, как раз на мужской палец. — И она не оставляет меня. Все должно меняться. Но если я отойду в сторону, частью перемен к новому мне не стать. Три Айз Седай, направляющиеся в Тир.
Остальные айил обменялись взглядами, стараясь, чтобы это ускользнуло от внимания Эгвейн и ее подруг.
— Вы говорили о снах, — молвила Эгвейн. — Ваши Мудрые умеют понимать, о чем им рассказывают сны?
— Некоторые умеют. Но если вы хотите знать больше, поговорите с ними. Думаю, перед Айз Седай они раскроют свои тайны. А вот мужчинам Хранительницы Мудрости говорят о вещих снах только тогда, когда в них есть указания, как мы должны действовать. — Голос его вдруг стал тихим, усталым. — А это обычно как раз то, чего очень хотелось бы избежать, да нельзя.
Руарк умолк, наклонился и поднял с пола мужское кольцо. На кольце блестел взлетающий над копьем и короной журавль, Эгвейн тотчас его узнала. Раньше она не раз видела это кольцо висящим у Найнив на шее, на кожаном шнурке. Наступив на другие кольца, Найнив шагнула вперед и выхватила перстень из руки айильца. На лице ее Эгвейн видела гнев и еще столько разноречивых чувств, разобраться в которых не могла. Руарк и пальцем не пошевелил, чтобы вернуть кольцо, и продолжил усталым голосом:
— И у одной из них кольцо, о котором я слышал, когда еще был мальчишкой. Перстень королей Малкири. Когда отец мой был молод, малкирцы вместе с шайнарцами выступили против айильцев. В танце копий они понимали толк! Однако Малкир пала перед Запустением. Говорят, что выжил только маленький мальчик-король, и ныне он обхаживает смерть, отнявшую у него страну, как иной ищет расположения красивых женщин. Поистине все это очень странно, Айз Седай. Пожалуй, самое странное из всех необычных знамений, что я повидал с тех пор, как Мелэйн выгнала меня из собственного моего становища и отправила за Стену Дракона. Вы поставили меня на тропу, на которую я и в мыслях не ступал.
— Я не выбирала, какой дорогой вам идти, — резко ответила ему Найнив. — Единственное, чего я хочу, — продолжить свой путь. У этих разбойников были лошади. Мы возьмем трех лошадей и двинемся в путь.
— Ночью? — спросил Руарк. — Неужели у вас такие срочные дела, что вы должны спешить по этим опасным краям во мраке ночи?
Найнив, после видимой внутренней борьбы, сказала:
— Нет. — И уже потверже добавила: — Но с восходом я двинусь в путь.
Айильцы вынесли всех убитых за палисад, но ни Эгвейн, ни ее спутницы не хотели ночевать в кровати Аддена, сохранившей тяжелый запах. Подобрав свои кольца, они устроились под открытым небом, завернувшись в плащи и одеяла, которые дали им айильцы.
Но вот рассвет украсил жемчугом небо на востоке; айильцы достали на завтрак жесткое сушеное мясо — Эгвейн долго разглядывала предложенный ей кусок, пока Авиенда не сообщила ей, что то была козлятина, — и к нему подали жесткий хлеб, разжевать его было так же трудно, как и волокнистое мясо. Еще появился белый сыр с голубыми прожилками, он был терпким и кислым на вкус, а твердость его заставила Илэйн пробормотать, что айильцам уже, должно быть, по силам пережевывать камни. Однако Дочь-Наследница одна умяла столько, сколько съели Найнив и Эгвейн вместе. Выбрав трех самых лучших лошадей для Эгвейн и ее подруг, айильцы от остальных коней отступили, ибо, как объяснила Авиенда, верхом они ездят только в случае крайней нужды. Причем говорила она об этом так, словно со сбитыми ногами все равно побежит быстрее, чем скачут кони. Выбранные для девушек лошади были высокими и почти такими же крупными, как боевые кони, с гордо выгнутыми шеями и свирепыми глазами. Илэйн досталась чалая кобыла, Эгвейн — серая, а Найнив — черный жеребец.
Свою серую лошадку Эгвейн назвала Туманной, надеясь, что нежное имя успокоит нрав кобылы. И действительно, пока девушки направлялись на юг. Туманная скакала легко, будто радуясь красному солнцу, поднимающемуся над горизонтом.
Уцелевшие в битве айильцы сопровождали всадниц пешком. Кроме двух айил, убитых Мурддраалами, погибло еще трое. Теперь айильцев оставалось всего девятнадцать. Все они бежали, не отставая от всадниц. Вначале Эгвейн старалась сдерживать свою лошадь, но это очень смешило айильцев.
— Я готова бежать наперегонки с твоей лошадью хоть десять миль, — сказала ей Авиенда, — и мы еще посмотрим, кто придет первым — она или я!
— А я готов пробежать с тобой двадцать! — смеясь, отозвался Руарк.
Эгвейн быстро поняла, что айильцы говорили вполне серьезно, ибо, когда она и ее спутницы перестали сдерживать прыть своих лошадей, айильцы и не думали отставать.
Но вот впереди показались соломенные крыши Джурене, и Руарк сказал:
— Прощайте, Айз Седай! И да найдете вы везде воду и прохладу! Может быть, мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены!
Голос его звучал глухо. Айильцы повернули к югу, и Авиенда, Чиад и Байн обернулись к девушкам, подняв каждая на прощание руку. Теперь, когда не надо было держаться вровень с лошадьми, айильцы не только не замедлили своего бега, а, наоборот, побежали заметно быстрее. Эгвейн догадывалась, что они намерены продолжать свой бег, пока не достигнут того самого что-бы-это-ни-было, куда направляются.
— Что он этим хотел сказать? — спросила она подруг. — «Может быть, мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены»?
Илэйн покачала головой.
— Какая разница, что он имел в виду, — проговорила Найнив. — Я рада, что они вдруг появились вчера, но не меньше рада и тому, что теперь они ушли. Надеюсь, нам здесь удастся сесть на судно.
Джурене была небольшой деревушкой, застроенной одноэтажными деревянными домиками, а над самым высоким зданием на высоком древке развевалось знамя Белого Льва Андора. В деревушке было пятьдесят гвардейцев королевы, облаченных в красные мундиры с остроугольными белыми воротниками, а поверх них сияли кирасы. Как заметил командир отряда, гвардейцев разместили в Джурене, чтобы создать безопасное пристанище для беженцев, направляющихся в Андор, но с каждым днем все меньшее число путников проходило через андорскую заставу. Теперь большинство беженцев спасалось от беды в деревнях ниже по реке, ближе к Арингиллу. Прибытие в Джурене трех женщин для командира гвардейцев было большой радостью, ибо он уже ожидал приказа о возвращении всех его воинов в Андор, чтобы они не бездельничали в деревеньке. Немногочисленным обитателям Джурене предстояло, вероятно, уйти из родных мест вместе с андорцами, оставляя свое добро разбойникам и кайриэнским солдатам враждующих
