Он понял — быть осторожным, чтобы не выводить Морейн из себя, а равно и насчет его снов — чтобы скрывать их от других.
— Тебе больше не о чем меня спросить, Перрин?
Он шагнул было к двери, потом вспомнил:
— Есть еще одна вещь. Если женщину зовут Заринэ, то что, по-вашему, это имя говорит о ней?
— Света ради, почему ты спрашиваешь об этом?
— Девушка, — неуверенно сказал он. — Молодая женщина. Я встретил ее прошлым вечером. Она одна из пассажиров...
Пусть Морейн сама узнает — Заринэ известно, что она Айз Седай. И, как кажется, девушка думает, что, следуя за ними, доберется к Рогу Валир. Он не собирался утаивать ничего из того, что считал важным, но если Морейн могла быть скрытной, то и он мог держаться замкнуто.
— Заринэ. Это салдэйское имя. Ни одна женщина не назовет так свою дочь, если не уверена, что девочка станет необыкновенной красавицей. И покорительницей сердец. Из тех, кто будет возлежать на диванных подушках во дворцах в окружении слуг и поклонников. — Она мимолетно, но не скрывая веселья, улыбнулась: — Может быть, у тебя, Перрин, есть другая причина осторожничать, раз на судне вместе с нами плывет Заринэ?
— Я буду очень осторожен, — сказал он. Во всяком случае он понял, почему Заринэ не нравилось ее имя. Едва ли оно подходило для Охотника за Рогом.
Выйдя на палубу, Перрин увидел Лана. Тот стоял и поглядывал на Мандарба. И Заринэ сидела на бухте канатов, около релинга, она точила один из своих ножей и следила за Перрином. Большие треугольные паруса были поставлены и туго натянуты, и «Снежный гусь» летел вниз по реке.
Глаза Заринэ следили за Перрином. А он прошел мимо нее и встал на носу. Вода расходилась по обе стороны «Снежного гуся», подобно земле, отворачиваемой хорошим плугом. Он размышлял о снах и об айильцах, о видениях Мин и о соколах. Грудь по-прежнему болела.
Пробудившись от изнуряющего сна, Ранд сел, хватая ртом воздух; плащ, которым он укрывался вместо одеяла, соскользнул. Ныл бок. Старая рана, полученная под Фалме, сильно болела. Костерок прогорел до углей, иногда в нем вспыхивали редкие язычки пламени, но и этого было достаточно, чтобы заставить двигаться тени.
Весь дрожа, Ранд подобрал длинную дубовую ветку и принялся ворошить ею уголья. На этих мурандийских холмах, совсем близко от Манетерендрелле, деревья встречались редко, однако он собрал достаточно валежника для костра, сучья вполне просохшие, но не трухлявые. Перед тем как сунуть ветку в костер, Ранд замер и поднял голову. Он увидел десяток или дюжину медленно идущих лошадей.
Лошади повернули к его угасающему костру, вошли в круг света и остановились. Тени скрывали их всадников, но большинство из них, по-видимому, были мужчинами, с грубоватыми, жесткими лицами. Они носили круглые шлемы и длинные кожаные куртки с нашитыми на них металлическими бляхами, отчего те походили на рыбью чешую. Среди них была одна женщина с седеющими волосами и совсем неглупым взглядом. Ее темное платье было из простой шерсти, но великолепно сшито и украшено серебряной брошью в форме льва. Женщина показалась ему купцом; он уже видел похожих женщин среди тех, кто приезжал в Двуречье покупать табак и шерсть. Купчиха и ее охрана.
— Вы выбрали хорошее место для привала, молодой человек, — сказала женщина. — Я часто здесь останавливаюсь на пути в Ремен. Поблизости есть небольшой источник. Полагаю, вы не возражаете, если я разделю это место с вами?
Ее охранники уже спешивались, подтягивая пояса с мечами и ослабляя седельные подпруги.
— Нет, — сказал Ранд.
На землю Ранд опустился в тот же миг, когда голова женщины покатилась с лошадиного крупа. Охранники завопили и схватились за мечи, с ужасом понимая, что клинок его был горящим. Он танцевал среди них, как его учил Лан, и с уверенностью осознавал, что убил бы всех десятерых даже обыкновенной сталью. Но клинок, которым он обладал, был частью его самого. Последний воин упал, а все происшедшее так напомнило Ранду практический урок, что он уже собрался было начать ритуал вкладывания меча в ножны, который назывался «Складывание веера», но сообразил, что нет у него ножен, а его клинок превратил бы в пепел любые ножны одним прикосновением.
Позволив мечу исчезнуть, он обернулся, чтобы рассмотреть лошадей. Большинство из них разбежались, но некоторые были еще недалеко, а высокий мерин, принадлежавший женщине, стоял, вращая от страха глазами, и беспокойно ржал. Обезглавленное тело, лежащее на земле мертвой хваткой держало поводья и не давало животному поднять голову.
Ранд высвободил поводья, помедлив только, чтобы собрать свои немногие вещи, и прыгнул в седло.
Сила все еще наполняла его, поток
— Если я Возрожденный Дракон, — сказал он им, — то так и должно быть, не правда ли?
Оторваться от
Хмурясь, он обвел взглядом выстроенный им ряд. Ему казалось, что охранников было только десять, но сейчас в шеренге стояло одиннадцать человек, и один был безоружен, только рука его по-прежнему сжимала кинжал.
— Ты выбрал не ту компанию, — сказал Ранд этому человеку.
Повернув коня, он ударил его каблуками и бешеным галопом понесся в ночь. До Тира было еще очень далеко, но он намеревался добраться туда кратчайшим путем, даже если ему придется загнать всех лошадей или красть их.
Глава 37
КАЙРИЭН В ОГНЕ
Отвечая на почтительный поклон одного из членов команды, Эгвейн грациозно кивнула. Матрос, мягко ступая босыми ногами, прошел мимо нее к и без того натянутому канату, который удерживал большой квадратный парус, и слегка подправил его.
Мелкими шажками возвращаясь на корму, где рядом с рулевым стоял круглолицый капитан, матрос поклонился девушке еще раз, и она снова рассеянно кивнула, неотрывно глядя на лесистый кайриэнский берег, отделенный от «Голубого журавля» менее чем двадцатью спанами воды.