надо. Арингилл, город, где Мэт собирался сойти на берег, чтобы продолжить путь до Кэймлина, стоял в среднем течении реки.
Сумерки уже опускались на Тар Валон, но света было еще довольно, чтобы украсить волшебными бликами фантастические городские строения и необычные силуэты башен, соединенных мостами на высоте в сотню шагов. Люди все еще разгуливали по улицам, и одежды горожан были столь разнообразны, что Мэту почудилось, будто в Тар Валоне собрались представители всех государств мира. Фонарщики со своими подручными поднимались по лестницам к верхушкам фонарных столбов, и над центральными улицами города восходил свет фонарей. Но в той части Тар Валона, куда направлялся Мэт, светились лишь окна домов.
Великолепные дворцы и величественные башни города возвели огир, новые же улицы и переулки выросли благодаря человеческому труду. Правда, слово
Но и на более темных новых улицах жизнь бурлила так же неуемно, как в центре Тар Валона. Все таверны и уютные зальчики гостиниц так и кишели сошедшими с судов торговцами, спорившими с будущими покупателями первоклассных товаров о наличности и процентах; в беседы вмешивались путешественники, приплывшие по реке Эринин, рыбаки и грузчики, а также одержимые жаждой денег типы, готовые добывать золото и правой рукой, и левой. Музыкальные инструменты: биттерны, флейты, арфы и послушные молоточкам цимбалы — переполняли улицы хриплой музыкой. В первой таверне, куда зашел Мэт, вовсю шла игра. Три кучки мужчин, расположившихся на корточках у стены общего зала, громкими возгласами встречали каждый бросок, каждый кувырок костей, приносящие кому-то из них выигрыш, и смеялись над чужими неудачами.
Вообще-то говоря, Мэт намеревался поиграть только с часок, а потом отправиться на поиски подходящего судна. Юноша решил немного пометать кости, чтобы пополнить свой кошелек несколькими монетами, но сразу сорвал куш. Мэт всегда чаще выигрывал, чем проигрывал, в играх между ним и Хурином, да и в Шайнаре случалось так, что шесть или восемь бросков кряду приносили ему выигрыши. Но в нынешний вечер каждый его бросок вел к удаче. Каждый!
Заметив, как прицельно следят за ним соперники, Мэт порадовался, что весьма кстати оставил в кошеле собственные игральные кости. Однако те же острые, озлобленные взгляды побудили удачливого игрока удалиться из таверны от греха подальше. Мэт обнаружил с удивлением: в кошельке у него побрякивало уже три десятка серебряных марок, у каждого из партнеров он выиграл столько, что никто из них больше не желал его видеть.
Кроме одного — смуглолицего матроса с шапкой курчавых жестких волос. Он оказался из Морского Народа, как услышал Мэт, сразу удивившийся этому факту, — что делает человек из Ата'ан Миэйр в такой дали от моря? Однако моряк последовал за выходившим из гостиницы Мэтом и дальше, по темной улице, настойчиво прося дать ему возможность отыграться. Мэт собирался двинуть прямиком к пристани, ведь тридцать серебряных марок составляли вполне приличную сумму, но смуглолицый продолжал канючить, а у разбогатевшего любителя свободы оставалось еще с полчасика свободного времени, поэтому Мэт уступил и вошел вместе с парнем в первую подвернувшуюся по пути таверну.
И снова Мэт выигрывал, причем все происходило как-то само собой, будто во сне. Юношу словно лихорадка охватила. Мэт переходил из таверны в общий зал постоялого двора, потом в харчевню, опять в таверну и нигде не задерживался так надолго, чтобы успеть вызвать у жертв своей удачи озлобление и ярость. У менялы юноша обратил свое серебро в золото. Мэт играл в «короны», он резался в «пятерки», вступал в игру «девичий позор». Он метал на стол то пять костей, то четыре, а то и три или всего две. Мэт соглашался участвовать в играх, в которых ровно ничего не смыслил, узнавая их правила в ту минуту, когда приседал на корточки в кругу игроков или занимал место у стола. И вновь побеждал! Далеко за полночь смуглолицый моряк, назвавшийся Раабом, пошатываясь от усталости, удалился, обессиленный, опустошенный, но с полным кошельком монет, возвращенных не в игре против Мэта, а через заведомо выигрышные пари, в которых он уверенно делал ставки на своего победителя и спасителя. И снова Мэт завернул к какому-то меняле, а может, и не один раз. Угар победы будто затмил его сознание — точно так же совсем недавно были затянуты облаками его воспоминания о прошлом; но помутившая разум лихорадка азарта вела Мэта к новой игре. И к очередному выигрышу!
А когда Мэт пришел в себя, он уже не знал, сколько часов или лет минуло с той минуты, как он начал играть. Очнулся он от игорного дурмана в таверне, которая вроде называлась «Тремалкинский сплесень», повсюду слоями висел табачный дым, и Мэт смотрел на пять костей. И на обращенных вверх гранях каждой — глубоко вырезанная корона! Большая часть посетителей пила вино и джин, пока из ушей не потечет, но в этот миг постукивание костяшек о стол и возгласы сражающихся за счастье игроков из другой компании, приютившейся в дальнем углу, были без труда заглушены голосом красотки, бодренько запевшей под ритмичное поскакиванье молоточков по цимбалам:
Певунья назвала свою песенку «Вот что он мне говорил». Но Мэт великолепно помнил, что эта мелодия имела другое название - «Потанцуй со мной», а слова были совершенно изменены, но сейчас все его внимание занимали игральные кости.
— И откуда это король снова вылупился?! — пробормотал один из игроков, сидевших на корточках рядом с Мэтом. Король являлся из ладони Мэта уже в пятый раз подряд.
Сейчас Мэт выиграл поставленную против него золотую марку, и в эту минуту его совершенно не беспокоило то обстоятельство, что его собственная монета, чеканенная в Андоре, по весу была солидней иллианской, выложенной на спор его противником. Победитель просто сгреб костяшки в кожаный стаканчик, хорошенько перемешал их, и метнул вновь. Пять корон!
— Ну, такую удачу подстроить мог только Темный! — проворчал некий достойный человек. Был он мужиковат и грузен, с черными волосами, завязанными на затылке черной же лентой, плечи тяжелые, лицо в шрамах, а нос не раз сломан в драке.
Не помня себя от гнева, Мэт вскочил, отважно рванул грузного острослова за ворот и вздернул на ноги. Потом толкнул болтуна к стене таверны.
— Не смей говорить такие слова! — прорычал Мэт. — Никогда в жизни не говори!
Мужчина смотрел на него сверху вниз, весьма удивленный — острослов на целую голову возвышался над вспетушившимся Мэтом.
— Да это же просто присловье! — проговорил кто-то у Мэта за спиной. — Свет, это всего лишь