она казалась в самый раз. Многие люди, кружащие по запруженным толпами улицам, были одеты столь же мрачно, как и в городе, но не меньше народу носило куртки красного, или синего, или зеленого, или золотистого цветов – некоторые пестротой нарядов напоминали Лудильщиков, – и намного больше женщин щеголяли в платьях с вышивкой, с многоцветными шарфиками или шалями. Большая часть нарядов была потрепанной, поношенной, плохо сидела, словно первоначально была сшита для кого-то другого, но если кто из обладателей великолепных лохмотьев и разглядывал расшитую золотом куртку Ранда, то, по–видимому, не воспринимал ее как-то превратно.
Раз юноше пришлось остановиться, пропуская процессию гигантских кукол. Барабанщики стучали по барабанам, кривлялись, прыгая и дурачась, свиномордый троллок с клыками сражался с мужчиной в короне. После трех-четырех беспорядочных ударов троллок рухнул под смех и одобрительные возгласы зрителей.
Ранд хмыкнул. Так легко они не умирают.
Остановившись у дверей одного большого, без окон, здания, он заглянул вовнутрь. Его удивленному взору предстала, видимо, одна-единственная огромная комната: в одном конце – возвышение, вдоль стен – балконы, а в центре зал был открыт небу. Ни о чем подобном Ранд не слышал, не говоря уже о том, что ничего похожего не видывал. На балконах и на полу самой комнаты – битком набито людей, смотрящих за представлением на помосте. Проходя мимо других таких же зданий. Ранд заглядывал в них и видел жонглеров, музыкантов, разных акробатов, и даже менестреля в плаще из лоскутных заплаток, который декламировал отрывок из 'Великой Охоты за Рогом' торжественно-звучным голосом, исполняя поэму Высоким Слогом.
Это навело Ранда на мысли о Томе Меррилине, и он заторопился дальше. Воспоминания о Томе всегда вызывали печаль. Том был другом. Другом, который погиб за него. А я убежал и бросил его погибать.
В другом большом здании женщина в свободном белом одеянии заставляла предметы исчезать в одной корзине и появляться в другой, потом они пропадали из ее рук в густых клубах дыма. Толпа жадно смотрела за ее действиями, громко ахая и охая.
– Две медных монетки, добрый господин, – обратился к нему крысиной наружности человечек в дверях. – Два медяка, чтобы увидеть Айз Седай.
– Что-то не похоже. – Ранд оглянулся на женщину. У нее в руках захлопал крыльями появившийся ниоткуда белый голубь. Айз Седай – Нет. – Он чуть поклонился коротышке и пошел дальше.
Юноша с трудом пробивался сквозь толпу, гадая, что увидит здесь еще, когда из дверей, под которыми была прибита вывеска с нарисованным жонглером, до его слуха донесся глубокий, звучный голос, в сопровождении переборов на арфе.
– … холодный задувал ветер с Перевала Шара; холодными лежали безымянные могилы. Но каждый год в День Солнца на этих грудах камня появляется одинокая роза, она, как хрустальная слезинка, блестит, будто капля росы на лепестках, возложенная прекрасной рукой Дунси-нин, ибо она твердо держит слово, данное Рогошем Орлиным Глазом.
От этого голоса Ранд встал как вкопанный, его будто на скаку осадили. Он развернулся и протолкался через дверь, когда раздались аплодисменты.
– Две медные монетки, добрый господин, – сказал крысинолицый мужчина, верно близнец того, уже встреченного Рандом. – Два медяка, чтобы посмотреть…
Ранд выудил две монеты и сунул их человечку. Изумленный юноша вошел в зал, неотрывно глядя на мужчину на возвышении; тот кланялся в ответ на аплодисменты слушателей, одной рукой прижимая к груди арфу, а другой взмахивая плащом в многоцветных лоскутах, будто ловя им радостные вопли зрителей. Высокий мужчина, долговязый и немолодой, с длинными усами, такими же белыми, как и волосы на голове. И когда он выпрямился и увидел Ранда, широко раскрывшиеся глаза сверкнули пронзительной голубизной.
– Том. – Шепот Ранда потерялся в гомоне толпы.
Смотря Ранду в глаза. Том Меррилин медленно кивнул на небольшую дверь возле помоста. Затем вновь поклонился, улыбаясь и купаясь в аплодисментах.
Ранд пробился к двери и прошел в нее. Здесь оказался маленький коридорчик, с тремя ступенями, ведущими на подмостки. В дальнем конце коридорчика разминались шесть акробатов и тренировался с цветными шариками жонглер.
На ступенях появился Том, он прихрамывал, как будто его правая нога не сгибалась так, как раньше. Том глянул на жонглера и акробатов, дунул пренебрежительно в усы и повернулся к Ранду:
– Они хотят слушать только одно, подавай им 'Великую Охоту за Рогом'. Если они вспоминают про вести из Хаддонского Сумрачья и Салдэйи, то кто-нибудь просит еще исполнить 'Кариатонский Цикл'. А если и не попросят, то я сам заплачу, лишь бы рассказать что-то иное. – Пронзительным взглядом он окинул Ранда с головы до ног: – Парень, да ты выглядишь так, будто дела у тебя идут распрекрасно! – Он потрогал пальцем воротник Ранда и поджал губы. – Прекрасней некуда. Ранд не удержался от смеха:
– Я уходил из Беломостья в полной уверенности, что ты погиб. Морейн говорила, что ты по-прежнему жив, но я… Свет, Том, я так рад тебя видеть! Надо было мне вернуться тебе помочь.
– Парень, если б ты вернулся, то большей дурости не придумаешь. Тот Исчезающий… – Том огляделся вокруг; никого, кто мог бы услышать, рядом не было, но он все равно понизил голос, – я ему был совсем не нужен. Он оставил мне маленький подарочек – нога теперь плохо сгибается, – и побежал за тобой и Мэтом. Ты бы ничего не сумел, только погиб бы. – Он помолчал, задумчиво глядя на Ранда. – Морейн сказала, что я все еще жив, верно? Значит, она с тобой?
Ранд замотал головой. К его удивлению, Том выглядел разочарованным.
– Где-то в чем-то это совсем плохо. Она – прекрасная женщина, пусть даже и… – Он не договорил. – Значит, ей нужен был Мэт или Перрин. Не хочу спрашивать, кто именно. Они хорошие ребята, поэтому и знать я не хочу. – Ранд беспокойно повел плечами и вздрогнул, когда Том упер в него костлявый палец. – Вот что я хочу знать, так это у тебя ли по-прежнему мои арфа и флейта? Парень, они мне нужны. На тех, что у меня сейчас, и поросенок играть постесняется.
– Они у меня. Том. Я их принесу тебе, обещаю. Поверить не могу, что ты жив. И не могу поверить, что ты не в Иллиане. Скоро выступает Великая Охота. Приз за лучшее исполнение 'Великой Охоты за Рогом'. Ты же так хотел туда отправиться? Том фыркнул:
– После Беломостья? Если бы я так поступил, я бы наверняка погиб. Даже если бы я добрался до корабля раньше, чем он отчалил, Домон и весь его экипаж по всему Иллиану растрезвонили бы, как за мной гнались троллоки. Если они видели Исчезающего, или слыхали о нем до того, как Домон обрубил швартовы… Иллианцы считают Исчезающих и троллоков небылицами, но кое-кого может заинтересовать, с какой стати эти 'небылицы' кого-то преследуют, так что Иллиан для бедолаги станет не очень уютным местом.
– Том, мне так много нужно тебе рассказать! Менестрель оборвал его: Позже, парень. – Он переглянулся через весь зал с узколицым мужчиной у двери. – Если я не вернусь и не расскажу еще, он, вне всяких сомнений, выпустит на сцену жонглера, и тогда вся эта компания разнесет тут все по бревнышку, и нам достанется. Приходи в 'Виноградную гроздь', это сразу у Джангайских Ворот. У меня там комната. Спроси – и всякий тебе покажет, где это. Через часок-другой я приду. Еще одна история, и они будут довольны. – Он зашагал по ступеням, бросив через плечо: – И не забудь принести мою арфу и мою флейту!
ГЛАВА 26. Разлад
Ранд стрелой пролетел через общую залу 'Защитника Драконовой Стены' и через две ступеньки проскочил вверх по лестнице, улыбнувшись в ответ на потрясенный взгляд хозяина гостиницы, которым тот проводил юношу. Ранд готов был улыбаться каждому и по любому поводу. Том жив!
Он распахнул дверь в свою комнату и прямиком направился к шкафу.
Из соседней комнаты в дверь высунулись Лойал и Хурин, оба – в рубашках, с трубками, от которых тянулись дымные шлейфы.
– Что-то случилось, Лорд Ранд? – встревоженно спросил Хурин.