– Знакомился. Но у нас точные данные о нахождении Игоря с боевиками в этом селе, – попытался я возразить. – Мы будем только имитировать применение жестких мер. Договорились, что спалим одну-две старые, не используемые постройки, так, для шума, чтобы направить банду в специально созданный и свободный от войск проход, загнать их на хутор. Дальше им идти некуда. В этом и смысл нашей «Западни».
– «Западня», «Западня»! – насмешливо передразнил меня полковник. – Привлечь такое количество людей для операции! Да такой силой можно каждую хату руками прощупать. У вас же там одних собак несколько десятков. Вы представляете, что вы наделали? – продолжал повышенным тоном Данилов.
– Товарищ полковник, – я еще пытался сопротивляться, – я не один подписывал план. Там было много более опытных начальников.
Я чуть было не назвал Стехова и Волкова – основных инициаторов «Западни», но вовремя остановился.
– Если хоть волосок упадет с головы местного жителя, если в советские партийные органы или госбезопасность поступит хоть одна жалоба на действия военных при проведении операции, вы понесете суровое наказание. Не исключено, что и вас, и других инициаторов отдадут под трибунал.
– Что же мне делать? – упавшим голосом произнес я.
– Когда, вы говорите, началась операция? В шесть утра? Сейчас девять. Пока они развернутся, рассредоточатся, начнут движение, около часа пройдет, а то и больше. Пока опрос хозяев первых хат – еще около часа. То есть операция только-только началась. Еще есть время приостановить ее. Я приму меры, а вы выезжайте немедленно. Исходите из одного – жалоб от жителей села не должно быть. Если бандиты были в селе, они давно уже ушли на свой хутор. Ищите там, самое время. С хутора тоже не должно быть жалоб.
Не подав руки, полковник кивком головы отпустил меня. Рабочий день еще не начался. Это радовало, так как я не хотел видеть своих сослуживцев, не хотелось объяснять причины своего появления в Киеве. Да и вид у меня наверняка был удрученный, что вызвало бы ненужные вопросы. Сразу же позвонил в гараж водителю, чтобы тот быстро подготовил машину, и когда через несколько минут я подходил к гаражу, «ГАЗ-69» уже выезжал из ворот. Машина на скорости берет направление на Житомир, легко преодолевая первую сотню километров, и далее на Дрогобыч. Поздно вечером я подъехал к первому посту, блокирующему выход из села. Еще пару минут – и я у большой добротной хаты, где разместилось руководство. У хаты охрана, несколько солдат с собаками и офицеры. Резко открываю дверь. В глаза бьет яркий свет переносной аккумуляторной лампы. Страшно накурено. Оживленный разговор при моем появлении смолкает. Я не чувствую дорожной усталости, все во мне напряжено до предела. Я весь во власти утреннего разговора с полковником Даниловым. Здороваюсь с высокими чинами и громко говорю прямо с порога:
– Я просил вас внести изменения в план. Есть приказ, запрещающий подобные жесткие акции. Я же говорил вам, – и всматривюсь в обращенные ко мне лица пожилых и солидных офицеров – руководителей местных органов ГБ.
Пауза, которую нарушает сухой и по-прежнему властный голос полковника Стехова:
– Ничего вы не говорили, вы как представитель центра также подписали план операции. Так же, как и все остальные.
Заряженный с утра страхом ответственности, трансформированным длительной и монотонной дорогой в злость, я бросал резко и отрывисто взрослым дядям-полковникам:
– Ладно я, молодой лейтенант, и что с того, что представитель центра. Но вы-то опытные люди… С меня спрашивал полковник Данилов…
Как оказалось, приказ до территориальных органов ГБ в эти регионы еще не дошел.
После длительного и шумного обсуждения случившегося в Киеве, Стехов достал бутылку коньяка, разлил всем присутствующим и примирительно сказал:
– Лейтенант, твое здоровье. За одного битого двух небитых дают.
Все выпили, инцидент был исчерпан. И все же на душе моей было неспокойно: а вдруг кто-нибудь из селян пожалуется. Конечно же, накажут меня, а не заслуженных полковников. Больше всего меня поразила позиция полковника Стехова. В голове колотилась только одна мысль: «Это же его инициатива проведения жесткой акции. Почему он отказался от своих слов. «Тоже мне яйца – курица», – мелькнули в памяти кем-то сказанные слова. Я уже не видел в Стехове своего кумира, и от этой мысли было неприятно и обидно. Нет, во мне не рушились идеалы чекистско-войсковой дружбы и товарищества. Заложенная с юности военная косточка и военная корпоративность остались во мне навсегда, но что-то неприятно смутило душу. Последующие события вытеснили из памяти этот эпизод. Я старался не думать о случившемся тогда, пытался вообще все это забыть. Но нет-нет, да и всплывет в памяти случай с полковником Стеховым – легендарным чекистом, партизаном, разведчиком…
В мое отсутствие операцию начали в восемь утра, с рассветом. День был пасмурный, с утра шел снег с дождем. Сожгли старую клуню, но это вызвало нужную реакцию. Селяне при обысках добровольно сдали три старые винтовки немецкого образца без затворов и патронов к ним. Понятно, почему без затворов и патронов – за такое непригодное оружие-железку не привлекают…
Ранним утром следующего дня по сигналу ракеты дивизион плотно блокировал хутор всего-то в двадцать одну постройку, включая семь жилых домов. В радиусе километра обшарили все подозрительные на наличие бункера места. Как известно, убежища подобного рода строятся в определенных местах, чтобы и отток грунтовых вод был. Место должно быть сухое, иметь небольшой уклон, почва должна быть определенной, ну и т. д. и т.п. Специалисту все это понятно. Искали тщательно и долго. Нашли. Бункер действительно был свежей постройки, не больше года. Зимовали в нем, наверное, один раз. Рассчитан на четверых, от силы на пятерых. Были в нем и свежие запасы продуктов, но явно не полностью на зиму заготовленные. Ящик с салом килограммов на десять. Мешок сухарей, крупа. Но не было основного – ни лампы керосиновой, ни керосина, ни свечей. Создавалось впечатление, что бункер на сей раз не был готов к приему жильцов. Он служил, наверное, промежуточной заготовительной базой. Судя по хранившимся в нем продуктам, нарам-лежакам и стенам, в нем не было людей минимум две-три недели. Неужели Игорь и на этот раз обманул чекистов?
За месяц до этой операции на основании сведений, поступивших от надежных источников, был перекрыт почти весь Николаевский и часть Жидачевского районов Дрогобычской области. Агентура сообщала, что Игорь со своей группой будет ночью (указывалось число) переходить в приблизительно известных агентуре местах из одного района своей дислокации в другой. На расстоянии 100 – 150 метров друг от друга рассредоточились группы по четыре-пять человек с собакой общей протяженностью до пятнадцати километров. Тогда удалось обнаружить Игоря с боевиками на болотистой местности уже на рассвете. В том районе в полосе до 500 метров была только одна собака. Ракетчик дал неудачно сигнал – первая ракета почему-то быстро погасла, пущенная после этого вторая только ослепила людей. Замелькали на болоте тени, ударили автоматы. Спустили собаку, которая вскоре вернулась, не взяла след. А может быть, и не было людей на болоте? И была ли там вообще банда? Видели одни прыгающие тени под светом ракеты. Огнем боевики Игоря, если это были они, не отвечали. Передали по рации, чтобы перекрыли болото с другой стороны. Вроде бы успели на машинах перебросить солдат с собаками. Но ничего не нашли. Ни людей, ни следов. Как позже выяснилось, переходил все-таки Игорь со своими людьми этот район. Перехитрил чекистов. Ответный огонь не открывал, себя не обнаружил и ушел по болоту быстрее, чем успели посланные на перехват солдаты. Мне запомнилась эта грандиозная засада моросящим холодным дождем, промокшим от болотистой земли и мокрой травы нижним бельем. Плащ-палатка не спасала. И согревающим замерзающее тело был только горячий бок лежавшего рядом с бойцами громадного пограничного пса – овчарки. Замерзнув окончательно, я тогда молча отпихнул прильнувшего к собаке солдата-ракетчика и на правах офицера занял это самое комфортное в тех условиях место. Дрессированный пес лежал между людьми и не издавал ни звука, только тело его иногда пружинилось мускулами, передавая это напряжение проводнику, призывая к вниманию, когда он улавливал в ночи настораживающие его собачий слух звуки. Эти прошедшие специальную дрессировку собаки были натренированы на преследование и захват человека. Работая тогда со спецвойсками и пограничниками, я спросил как-то проводника, как же эти собаки отличают своих от чужих. Солдат со знанием дела ответил, что, конечно же, по запаху.
