Оба долго молчали. Лежали на спине и смотрели на редкие облака, проплывавшие высоко в небе, подставляя себя нежным и ласковым солнечным лучам. Стало основательно припекать. Воды в последней фляжке оставалось на пару глотков, а до темноты еще целый день. Ушедшая было из кишечника боль вновь проявила себя, и Лемиш, перекатываясь в высокой траве, отодвинулся на несколько метров от лежки и оказался по другую сторону скрывшего его от Уляны широкого куста ракиты. Вытянул из ножен старый немецкий армейский нож с широким и острым лезвием и, выкопав неглубокую ямку, скорчился над ней в позе старой больной птицы, стараясь не подниматься выше густой луговой травы. Тщательно прикопав ямку за кустом, он ползком добрался до своего места рядом с Уляной и лег на спину, расслабившись всем телом и наслаждаясь льющимся сверху из небесной голубизны солнечным теплом. Утомленный бессонными ночами и напряженными переходами, ослабленный плохим питанием организм требовал отдыха. Лемиш лежал, бездумно уставившись в никогда не надоедавшее небо. Постепенно боль отпустила его, и он погрузился в приятную дремоту, прерываемую время от времени глубоким сном.

По старой партизанской привычке он спал чутко, как дикий зверь, улавливая настораживающие его внимание посторонние шумы. Вызывающих чувство опасности звуков не было. Находившийся в нескольких сотнях метров лес жил своей жизнью. Опасность оттуда пока не исходила. В случае появления там чего- либо постороннего, людей например, лес моментально прореагировал бы на это своими сигналами, понятными тем, кто долгие годы укрывался в нем, как в родном доме, кому лес, как и хищному зверю, был самым надежным укрытием. Над лесом не летали любопытные сороки, не кричали глупые сойки и не кружили лесные вороны – первые глашатаи опасности. Нет, все в лесу было спокойно. Из-за колхозного поля, где-то совсем в стороне от села, километра за два, а то и больше был слышен рокот двигателя работающего трактора. Звуки эти то усиливались, то временами почти пропадали. Наверное, трактор делал какую-то свою обычную работу, елозя по полю то в одну, то в другую сторону.

Так Лемиш лежал довольно долго, ни о чем не думая, пока разные мысли вновь не потревожили его. Он перевернулся на правый бок спиной к Уляне, которая, кажется, вновь заснула, накрывшись с головой плащ-палаткой. Глаза его наблюдали среди травы, казавшейся ему густым лесом, совсем чужую и непонятную человеку жизнь снующих туда-сюда муравьев, каких-то совсем мелких букашек, которым никакого и дела-то не было до этих двух людей, как звери прячущихся от подобных им двуногих в глухом уголке пшеничного поля. Он ни о чем не сожалел и не задумывался над ожидавшей его судьбой. Он считал, что все, что он в жизни делал, было правильным.

Иногда он вспоминал своих родных – отца и мать, братьев и сестер. Их у матери было восемь. Все чаще в последнее время мать с отцом, братья и сестры стали приходить в его тревожные сны. Он не мог объяснить себе, почему снилась ему умершая еще ребенком маленькая Ганя. Было тогда Васылю всего-то шесть лет, а ведь как будто вчера похоронили. Снились ему братья, рано ушедшие из жизни в разное время. Кто был замучен и расстрелян поляками, кого арестовала уже советская власть за участие в ОУН и укрывательство его сына Юрка. После таких снов Лемиш просыпался с чувством безысходности и ожидания чего-то страшного, неотвратимо надвигающегося на него и Уляну и на душе становилось тревожно. В последнюю зиму в бункере, где они были вдвоем с Уляной, Лемиш почти ежедневно прокручивал в памяти длинную, как лента кинематографа, свою жизнь.

Вспоминал Васыль, как во время польско-советской войны 1920 года, а было ему семь годков, все уже хорошо запомнил, мать кормила раненых советских красноармейцев хлебом и молоком. Каждому давала по стакану и шмоточку, самим не хватало, а доброе мамино сердце не могло поступать иначе. Тогда впервые маленький Васыль услыхал русскую речь и русский мат. Отцу с матерью очень хотелось, чтобы толковый и смышленый Васылько учился в настоящей школе, в гимназии. Платили из последних сил учителям, чтобы подготовить мальчика для гимназии. В гимназии еще подростком руководил молодежной сеткой (секцией) ОУН. Лемиш вспоминал свою работу в ОУН совсем молодым хлопцем, когда он организовывал с помощью молодежи подпольную сеть в селах, а вскоре стал курьером по доставке оружия, нелегальной литературы и взрывчатки из Кракова во Львов. Помнил Васыль допросы в польской тюрьме, как били его польские жандармы. Стойко держался – ни людей, ни паролей, ни явок не выдал. В тюрьме польской сидел два года. Освободили по амнистии. А потом готовил акцию по экспроприации, закончившуюся провалом. Зная, что арестуют, перешел на нелегальное положение и с тех пор жил, выдерживая тяжелый груз самой строгой конспирации. Боевым командиром был Васыль Кук.

На всю жизнь запомнились ему польские тюрьмы и издевательства жандармов, а посему в руки полиции решил больше не попадать, во всяком случае живым. Всегда носил при себе револьвер, а то и два, и гранаты. Мог легко и свободно организовать людей, зажечь их словом и личным примером. Он хорошо понимал, что такое печатное слово и как оно воздействует на людей и умы их, особенно на души молодых. По указанию центрального провода ОУН создал нелегальную и отлаженную для работы типографию, написал популярную брошюру о правилах конспирации, размноженную потом в этой типографии. Вспоминал Васыль, как со своими друзьями-подпольщиками создал мастерскую по изготовлению ручных гранат и взрывных устройств с часовым механизмом. В подполье Васыля считали большим специалистом по организации и проведению взрывов и применению ручных гранат. Он был автором пособия «Обучение гранатному бою», широко пользовавшегося бойцами УПА.

Часто мысли его обращались к тем дням, когда он незадолго до начала войны Германии с Советским Союзом выступил с докладом на известном всем членам и симпатикам ОУН II большом сборе ОУН. Стояли погожие апрельские дни, у всех участников сбора было такое же солнечное настроение. Не за горами то время, когда вот-вот разразится война Германии с Советами. Конечно же, Германия разобьет Красную Армию. Вооруженные оуновские отряды вместе с германскими войсками войдут в Украину и сразу же пойдет процесс восстановления украинской державности. Об этом всему руководству ОУН доверительно сообщил головной провиднык ОУН Бандера. Лемиш получал обширную информацию из Западной Украины, так как именно он, Васыль Кук, организовывал сбор и получение этой информации с помощью созданного и руководимого им аппарата курьеров и связников, действующих по многочисленным каналам связи на территории бывшей панской Польши и далее на восток, вплоть до Житомира, Винницы и Киева. Именно ему проводом ОУН было поручено создать Центральный штаб походных групп для организации на территориях бывшей Советской Украины, освобожденных от большевиков германским вермахтом, государственного аппарата воссозданной Украинской державы. Эти походные группы составляли до пяти и более тысяч человек. В распоряжении Кука были различные вспомогательные службы и даже обученные и снабженные техникой радисты. Степан Бандера знал о работе в подполье Кука по той отчетности, которую систематически получал с родных земель. Но именно после выступления Васыля Кука на больших сборах в апреле 1941 года с докладом о методах ведения партизанской войны, личным распоряжением Бандеры он был введен в состав членов провода ОУН. Как особо доверенному Бандеры, Куку было поручено организационно-техническое обеспечение и доставка специальной группы во главе с Ярославом Стецько1 в город Львов, где и планировалось провозгласить восстановление украинской державности.

## 1 - Ярослав Стецько – один из лидеров ОУН, арестован вместе с Бандерой в июле 1941 года по указанию Гитлера после провозглашения 30 июня 1941 года во Львове украинской державности. До декабря 1944 года вместе с Бандерой находился в Германии под арестом.

Кук вспоминал тот день, как один из самых радостных дней в своей жизни. «Вот и сбылись вековые мечты украинского народа, а значит, и мои мечты. Не напрасно я боролся за этот сладостный миг свободы», – часто думалось тогда Куку. Сообщение об аресте Стецько и Бандеры застало Кука в небольшом городке Василькове, что недалеко от Киева, где он и его товарищи ожидали разгрома Красной Армии, окруженной немцами, и падения столицы Советской Украины – Киева. Они были уверены, что немцы так же быстро войдут в Киев, как вошли во Львов. Но бои за Киев затянулись до сентября. Нелегально находившуюся в Василькове группу во главе с Куком обнаружили немцы, арестовали ее и этапировали во Львов. По дороге удалось бежать. Позже Кук узнал об истинном положении ОУН на оккупированных немецкой армией территориях, о судьбе Бандеры и Стецько и понял, что немцы их перехитрили, не дали себя использовать в политических играх ОУН, что немцам, тем более в качестве политической силы, направленной на создание «нового», независимого, «самостийного» Украинского государства, они больше не нужны. Он все чаще задумывался над тем, что, выбрав себе в качестве временного союзника немцев, они ошиблись. Конечно, они были уверены, что вермахт быстро одолеет Красную Армию. Но чтобы вот так, в считанные дни дойти почти без сопротивления до Львова и так же быстро подойти к укрепрайонам Киева – никто не ожидал.