Клара кинулась листать журнал и нашла в нем неплохую фотографию, изображающую ее на крыльце почтамта в окружении толпы людей, с виду похожих на тирольских крестьян. Снимок был цветной.

Крей рассвирепел – гораздо сильнее после того, как этот снимок попал в популярный еженедельный журнал, чем после рассказа Клары о происшествии у почтамта. Американцы, увидев фотографию, опять пришли в ярость: очевидно, теперь им следовало быть настороже, даже отправляясь на почту! Кое-кто из французов тоже возмутился и посочувствовал Кларе. Клара даже не надеялась на то, что столько людей поддержат ее, но, когда случившееся получило огласку, в прессе стали все чаще мелькать статьи, осуждающие охоту, а в доме Креев чуть ли не каждый день появлялись делегации от общества святого Губерта и святого Евстахия, Лиги противников охоты и Ассоциации защиты диких животных, люди, восстающие против отстрела птиц в «добрачный» период, люди, защищающие право на частную собственность, подающие прошения в Европейский парламент, требующие запретить охотиться по средам, в день школьных экскурсий, по воскресеньям и в нетрезвом виде. Глубоко тронутые Клара и Серж принимали всех посетителей и поили их чаем, брали все брошюры, обещали прислать пожертвования. Лига противников охоты оставила им пачку больших плакатов: «ОХОТА ЗАПРЕЩЕНА». В частных владениях разрешается охотиться только с согласия хозяев. Тем самым вы проявляете уважение к самой жизни и природе».

Мэр Этан-ла-Рейна немедленно предпринял ответные шаги, пытаясь охладить пыл противников охоты, к числу которых принадлежали владельцы обширных участков, и запретил собирать грибы в общественных лесах, оскверненных охотой.

– А весной мы добьемся запрета на сбор цветов, – зловеще добавил он.

Европейский филиал редакции журнала «Тайм» опубликовал подробную статью об этом и где-то разыскал старые студийные фотографии Клары. Увидев, как она изменилась, Клара чуть не расплакалась и поняла, что ее жизнь пролетела как один миг. Разве она вправе рассчитывать на то, что месье де Персан увлечется ею? Наверное, она спятила, если влюбилась как раз в тот момент, когда ей следовало бы беспокоиться о суде, о сыне, отправленном в Англию, или о судьбе ни в чем не повинных обитателей леса.

В то же время оказалось, что быть героиней статей и женщиной с плаката довольно приятно. По предложению Дороти Штернгольц американцы устроили сбор средств в фонд защиты прав американских граждан.

– Артур Перлберг утверждает, что речь идет не только о Кларе – на карту поставлено слишком многое, – объяснила Дороти Штернгольц, урожденная Майнор, Эмсу Эверетту. – Не хватало еще, чтобы возник прецедент, чтобы американцев могли подвергать несправедливым преследованиям! Это неизбежно отразится на внешней политике Франции. Артур считает, что французам полезно время от времени вспоминать, сколько денег мы вкладываем в экономику их страны, не говоря уже об экспорте.

– Мне известно, что среди французов многие поддерживают нас, – вмешалась Марта Джейкобс из Американской библиотеки.

– Дело не в том, что Серж Крей не в состоянии нанять адвоката, а в том, что никто не может позволить себе вести нелепый судебный процесс против целой страны. Всем известно, что, когда Креи купили замок, он был в запущенном состоянии.

– А правда, что вопрос о панелях подняли, чтобы заставить их изменить свое решение насчет охоты?

– Скорее всего – да. Но панели все-таки увезли и продали, тем самыми ограбив не только коммуну, но и всю историю Франции, и за это кто-то должен поплатиться. Однако недопустимо возлагать всю вину на Креев.

– Интересно, удастся ли нам выжать из Тима Нолинджера десять тысяч? Он ведь часто бывает у Крея.

– Обратитесь к нему, пока не поздно. После свадьбы он сразу утратит свою щедрость, – засмеялся Эмс. – Верно говорят: если тебе нужен домашний бухгалтер, женись на француженке.

Артур Перлберг явился раньше всех и вскоре вступил в беседу. Как обычно, все как завороженные слушали известного адвоката – маленького, седого, в роговых очках, наделенного поразительным красноречием. Он блестяще развивал мысль об антиамериканизме в Европе и, как это ни парадоксально, проводил параллель с антиправительственными настроениями в Америке.

– Теперь американцы не смогут чувствовать себя в безопасности даже на почте, – передернулась Дороти.

– Как и в Америке. Вспомните недавние сообщения в газетах, – произнес кто-то из присутствующих.

Тим с Анной-Софи побывали на благотворительном вечере и концерте, где исполняли произведения Сэмюэла Барбера. Во время концерта Анна-Софи, не отличавшаяся любовью к музыке, беспокойно ерзала, а перед уходом нерешительно сказала Тиму:

– Согласись, американская музыка ужасна, если не считать джаза и популярных песен. Когда мы слушали Ферда Грофа, я думала, что не выдержу ни минуты.

– Ты и вправду считаешь, что Сэмюэл Барбер менее талантлив, чем Габриель Форе? Или Равель? Может, тебе нравится «Ребенок и прохожие»? – фыркнул Тим. К счастью для него, он неверно истолковал слова устроителей вечера и с легким сердцем пожертвовал десятью долларами.