заметила.

— Смотреть за садом тебе не придётся, — небрежно бросила тётушка.

«Уж надеюсь», — подумала про себя Чармейн.

— Уверена, что Уильям нанял садовника, — продолжала тётушка Семпрония.

— Надеюсь, что так, — откликнулась девочка. Все её познания о садоводстве и растениях сводились к розовому кусту и шелковице, росших дома на заднем дворе, и ещё к приоконным ящикам для цветов, в которых её мать выращивала фасоль. Так что о садовническом деле Чармейн с уверенностью могла сказать лишь две вещи: растения втыкают в землю, а в земле ковыряются червяки. От одной только мысли о червях её передёрнуло.

Тётушка Семпрония пару раз энергично ударила дверным молоточком, распахнула дверь и деловито вошла внутрь.

— Ау! Я приехала и привезла Чармейн! — на весь дом оповестила она.

— Благодарю тебя, — произнёс двоюродный дедушка Уильям.

Входная дверь вела прямиком в убогую старомодную гостиную. В сером пропахшем плесенью кресле сидел двоюродный дедушка Уильям, а рядом с ним, на полу, стоял увесистый кожаный чемодан. Казалось, дедушка готовился с минуты на минуту покинуть дом.

— Приятно познакомиться, моя милая, — обратился он к Чармейн.

— И мне очень приятно, — вежливо ответила девочка.

Улучив момент, встряла тётушка Семпрония:

— Вот и славно. Теперь с лёгкой душой покидаю вас и желаю всех благ. Положи её вещи вот сюда, — указала она вошедшему вознице. Тот послушно сгрузил мешки у порога и направился обратно к повозке.

— До свиданья, мои милые, — донеслось сквозь шелест шёлковых юбок, и тётушка следом за возницей покинула дом. Входная дверь громко хлопнула, и Чармейн осталась один на один с двоюродным дедушкой Уильямом. Перед ней сидел небольшого роста старичок, почти лысый, с редкими серебристыми прядками волос, зачёсанных от виска к виску через всю голову. Он неуклюже скрючился в своём кресле и напоминал старый изношенный ботинок, в его позе чувствовалась невыносимая боль, которую он старался скрыть. Чармейн неожиданно ощутила себя виноватой, и ей захотелось немедля укрыться где-нибудь от пристального старческого взгляда — именно он рождали в ней чувство вины. Тяжёлые веки устало опускались на голубые глаза старика, и под ними виднелись красные кровавые прожилки. К виду крови Чармейн относилась не лучше, чем копошащимся в земле червяками.

— Ты кажешься мне достаточно взрослой ответственной девочкой, — мягко, но устало произнёс двоюродный дедушка Уильям. — Думаю, рыжие волосы — это отличный знак. Просто превосходный. Справишься тут, пока меня не будет? Боюсь в жилище моём сейчас царит сущий беспорядок.

— Меня предупредили, — вежливо ответила Чармейн, хотя унылая комнатушка, на её взгляд, казалась довольно чистенькой. — Не могли бы вы объяснить мне точнее, что от меня потребуется?

«Впрочем, всё равно, — думала про себя девочка. — Надеюсь, мне не придётся надолго задержаться здесь. Как только король ответит…»

— Смотреть за домом, хозяйничать, — начал пояснять двоюродный дедушка Уильям, — правда, у меня тут очень уж много разных волшебных вещиц. Я бы даже сказал, простые, не магические вещи можно по пальцам перечесть. Не знаю, насколько хорошо ты управляешься с чарами, поэтому я предпринял кое- какие меры…

«Просто чудовищно! — в панике соображала Чармейн. — Он полагает, что я разбираюсь в магии!»

Девочка попыталась было прервать двоюродного дедушку Уильяма, чтобы развеять его заблуждение, но в эту секунду входная дверь распахнулась, и в комнату тихо и безмолвно прошествовали эльфы в белоснежных халатах. На лицах не отражалось ни следа эмоций. Чармейн заворожено глядела на эльфов: её до глубины души поражали их красота, высокий рост, холодность и более всего то, как бесшумно они двигались. Один из них осторожно отодвинул её. Девочка вконец смутилась из-за своей неуклюжести и так и стояла в сторонке, не в силах вымолвить ни слова. Эльфы обступили двоюродного дедушку Уильяма, склонив над ним свои ослепительно сияющие головы. Чармейн не уследила, что такого они сделали, но двоюродный дедушка Уильям в момент оказался облачён в белые одеяния. Когда в следующую секунду эльфы подняли его с кресла и понесли к выходу, девочка заметила три красных яблока, прилепленных к лысой голове. Двоюродный дедушка Уильям спал.

— А… вы забыли его чемодан! — заметила Чармейн, когда эльфы аккуратно проносили спящего через дверь.

— Он не понадобится, — последовал спокойный ответ.

Эльфы уже шагали по садовой дорожке. Чармейн бросилась к раскрытой двери и выкрикнула:

— Когда он вернётся?

Ей совершенно необходимо вдруг стало знать, как долго придётся тут жить.

— Когда вылечится, — послышалось в ответ.

В шаге от маленьких железных ворот эльфы исчезли.

Ещё несколько минут смотрела Чармейн на опустевшую дорожку, а затем хлопнула дверью.

— И что же мне теперь делать? — обратилась она к пустынной комнатушке.

— Боюсь, моя милая, для начала тебе придётся убраться на кухне, — произнёс мягкий и уставший голос двоюродного дедушки Уильяма. — Прошу простить, что оставил горы посуды. Открой мой чемоданчик — и получишь подробные разъяснения.

Чармейн бросила взгляд на чемодан: значит, двоюродный дедушка и не думал брать его с собой.

— Чуть позже, — ответила девочка, — сначала разложу свои вещи.

Она взяла оба своих тюка и направилась к двери на другой стороне комнаты. Чармейн повернула ручку, но дверь не поддалась. Она переложила мешок со съестным в другую руку и попыталась снова, упорней напирая на дверь свободной рукой. Удача не улыбнулась и на этот раз. Тогда Чармейн скинула оба мешка на пол и налегла на ручку со всей силы — только тогда дверь отворилась, открывая путь на кухню.

Чармейн мельком оглянула помещение, втащила свою поклажу, захлопнула дверь и только потом осмотрелась, как следует.

— Ну и грязь! — только и вырвалось у неё.

В прекрасно обставленной просторной кухне имелось огромное окно, которое впускало в дом потоки тёплого солнечного света. Яркие лучи озаряли не только горные склоны по ту сторону стекла, но и бесчисленные стопки немытых тарелок и завалы чашек по эту. Вся посуда кучами была свалена в раковине, заполняла собой сушку сбоку и даже пол. Чармейн с нарастающим ужасом следила за золотистыми лучами солнца, которые опускались на два гигантских холщовых мешка, приставленных к раковине. Очевидно, в них хранилось грязное бельё, однако же скопилось его столько, что двоюродный дедушка Уильям решил использовать набитые мешки как полки для грязных кастрюль и сковород.

Взгляд Чармейн неспешно проследовал в центр комнаты, на обеденный стол, который стараниями двоюродного дедушки превратился в склад всевозможных заварочных чайничков и кувшинов из-под молока, местами обляпанных соусами и жиром. В целом, по мнению девочки, посуда на кухне смотрелась даже очень гармонично, олицетворяя собой идеи абсолютной захламлённости, грязи и хаоса.

— Видимо, болеет он очень давно, — сухо бросила девочка.

На этот раз ей никто не ответил. Чармейн с опаской приблизилась к раковине, её терзало смутное ощущение, что среди гор посуды чего-то не хватает. В следующий миг девочка осознала — краны, их тут не было! Вероятно, домик располагался в такой глуши, что сюда и вовсе не провели водопровод. За окном девочка приметила небольшой задний дворик с водокачкой.