— И что, никто нас учить больше не будет? — несколько потерянно спросил командир партизан.

— Ну, главное — передовые методы мышления и кое-какую тактику мы вам передали. Остальному — придется учиться на ходу. Кстати, про связь тебе товарищ майор объяснил?

— Да, будем радиста искать, ну и на того агента выйдем…

— Я, вот думаю, надо на партийное подполье выходить, — снова вмешался Белобородько.

— Я думаю — пока не надо.

— Как так? — изумился он.

— Вы же секретарем райкома были, верно?

— Да.

— А какого?

— Раменского района… Это в Подмосковье…

— Я знаю, где Раменское находится, — перебил я комиссара. — Ну, и что, как вы думаете, есть ли в Жуковском, Быково или Удельной хоть одна собака, что вас в лицо не знает?

— Нет, пожалуй, — ответил он после некоторого раздумья.

— И соответственно все знают, кто вы и на какой платформе стоите, — употребил я древний словесный оборот.

— Да.

— И если среди этих «собак» найдется одна «продажная самка собаки», — скаламбурил я, — то вы мгновенно окажетесь под угрозой. А вместе с вами — и вся сеть подполья.

— Но партийная совесть, да и направляющая роль…

— Василий Иванович, меня-то за Советскую власть не агитируйте, — я молитвенно сложил руки.

Комиссар, видимо, вспомнив, какую организацию я представляю, замолчал.

— Вы же воевали, Василий Иванович?

— Да, в Гражданскую…

— И помните, наверное, что самая лучшая политучеба отсутствующих патронов не заменит. А уровень военной подготовки, а тем более — диверсионной, большинства местных руководителей никакой критики не выдерживает! — Тут я вспомнил подходящий пример. — В конце июня вам транспорт по мобилизации в дивизию быстро передали, а?

— Не успели, — загрустил комиссар. — На сельхозработах машины были…

— Потому, что для райкома война — дело далекое, а урожай — вон он, тут. И план выполнять надо… Ладно, не будем о грустном. Пойдемте, еще вам песенок спою!

— Ах да, Антон Олегович, я же у вас слова хотел попросить записать! — встрепенулся комиссар.

— Что, понравилось? Ну, так идемте, еще надиктую.

…Под ногой предательски хрустнула ветка.

— Тише ты, медведь косолапый! — зашипел на меня Бродяга. — Надо было тебя в расположении оставить.

— Мы сами сейчас все здесь останемся, если вы не заткнетесь, — обернулся к нам Фермер.

Он был прав: мы еще не покинули наши владения, и если так будет продолжаться и дальше, то вряд ли нам это вообще удастся сделать. До развилки остались какие-то двести метров, а там и лес. Ищи нас тогда, как ветер в поле. Вот сейчас обогнем этот огромный кустарник, и можно будет вздохнуть облегченно или облегченно выдохнуть…

Увы, мои надежды были порушены самым жестоким образом — за кустом нас поджидала засада.

— И куда это вы путь держите, товарищи наши дорогие?

Убранные под косынку волосы делали Маринку похожей на строгую учительницу начальных классов. И смотрела она на нас так, словно поймала стаю ребятишек, перелезающих через забор за чужими яблоками.

— Опять натощак? Поесть бедным некогда? — присоединилась к подруге Лида. — Мы тут о них заботимся! Готовим, стираем с утра до вечера. Ночи не спим. А от них никакой благодарности. Еще и удрать норовят, ни слова нам не сказав.

— Заворачивай их, девочки! — послышался из кустов еще один женский голос. — Пусть сначала позавтракают, а то они своим голодным бурчанием всех немцев в округе соберут.

— Нам на задание надо, девушки. Время не ждет. Война — понимать должны! Так что отойдите в сторонку и не путайтесь под ногами. — Фермер попытался проскользнуть мимо Марины. Но ему тут же перегородили дорогу еще три представительницы слабого пола.

— Боже! И откуда вас здесь столько появилось? — простонал у меня за спиной Тотен.

Ну, откуда они тут появились — и ежу понятно. Бегая по деревням в поисках пропитания, каждый раз мы получали в довесок то чью-то дочь, то племянницу, с непременной просьбой спрятать очередную красавицу от загребущих фашистских лап. Так за несколько недель у нас набрался целый взвод барышень.

— Товарища Васкова на них нет, — безнадежно вздохнул Бродяга.

— Зачем нам товарищ Васков? Нам бы болото побольше да поглубже найти. — Фермер повернулся спиной к стоящим на тропинке девушкам и обратился к нам: — Говорил я вам, что бабам в армии не место? Теперь вы мне верите?

Уж лучше бы он промолчал. Какой галдеж сразу начался!

— Это нам-то здесь не место? А кто вам готовит, ироды? До нас, небось, всухомятку жили?!

— Да без нас вы бы давно с голоду пухнуть начали или вообще сдохли бы! — вступила вторая прелестница.

— А кто стирает с утра до ночи портянки ваши вонючие? Форму кто штопает? Как ни операция — так обязательно порвут чего-нибудь! От усталости с ног валимся! И все ради вас, окаянных, стараемся! — И третья девушка, имени которой я не помнил, показала нам свои руки.

— Вы нас совсем не цените!

— Да вы же совсем в грязи потонете, если вас одних оставить! Ни руки не моете, ни зубы не чистите! В одном и том же неделями ходите.

— Как машину им помыть, гимнастерки постирать, повкуснее приготовить, так мы на своем месте. А как только они сыто срыгивают и чистое наденут, так мы у них под ногами путаемся. Даже посуду за собой вымыть не удосужитесь!

От женских криков в ушах зазвенело. Артобстрел легче пережить, чем словесную бомбардировку разозленных фемин.

— Арт, уйми их! — В голосе Казачины слышалась паника. — Сделай хоть что-нибудь!