ворота форменной рубашки.

Я соскочил со стула на левую сторону, оказавшись между эсэсовцем-верзилой и замершим в ступоре переводчиком. Ребром левой ладони я рубанул по затылку скрючившегося громилы и напрыгнул на переводчика. Четыре быстрых удара в грудь — и я, придерживая господина Быслова «за манишку», аккуратно сажаю его на пол. После чего успеваю даже поймать за ремень верзилу Гюнтера до того, как он рухнул вместе со стулом.

Теперь надо разобраться с солдатами, что сторожат в сенях Дымова. Но первым делом надо вооружиться. Я подобрал автомат Гюнтера, который оказался бергмановским МП-35, затем быстро обогнул стол и вытащил из кобуры все еще хрипевшего унтер-штурмфюрера пистолет. «Ого, „Браунинг Хай Пауэр“! Серьезная машина!» Покойный явно знал толк в короткостволе. Особенно приятным в нашей ситуации становился тринадцатизарядный магазин.

«Интересно, а что это сторожа до сих пор не прибежали? — внезапно пришла мне в голову мысль. — Неужели я так тихо сработал? Хотя, может быть, они привычны к тому, что господа офицеры кого-нибудь при разговоре кулаками стимулируют. У покойного Гюнтера телосложение более чем подходящее».

Я медленно досчитал до десяти. Ничего.

«Как там их зовут? Полтцен вроде… Ну, начнем благословясь…» — и, обойдя стол, я встал слева от двери.

— Poltzen, komm her! Schnell![63] — гаркнул я.

Дверь распахнулась, и влетевший в комнату солдат споткнулся об аккуратно подставленную мною ногу. Удар массивным деревянным прикладом автомата по затылку — и одним противником стало меньше!

За спиной раздались звуки непонятной возни. Разворачиваюсь… А на порог комнаты плашмя рушится еще один немец. Несмотря на удивление, я хладнокровно пинаю его в висок. «М-да, а был бы в каске — был бы цел».

— Леш, это ты его подсек?

— Да.

— Руки свободны?

— Да.

— Дверь входную запри… — Адреналин схлынул, и на меня наваливается вялость.

Присаживаюсь на лавку у стены и плескаю в лицо несколько раз водой из деревянной кадки, стоящей тут же, в углу. Хоть дух переведу, пока никто не видит. Насмерть бить людей руками — то еще развлечение, а я на героя кинобоевика не тяну ни физически, ни тем более морально.

В сенях слышна негромкая возня.

— Зельц, ты чего там?

— Лавку поперек прохода ставлю. Щеколда больно хлипкая.

— А, — протянул я, — ну ставь, ставь…

Спустя минуту Дымов вошел в комнату, я как раз шарил рукой в кадушке с водой, пытаясь нащупать спрятанный там «вальтер».

— Леш, вон того пузанчика свяжи, он живой должен быть. Как справишься — сюда возвращайся, дверь сторожить. А мне подумать надо.

Дымов быстро снял ремень с одного из вырубленных солдат и направился к переводчику.

Я же воспользовался паузой, чтобы хорошенько обмозговать ситуацию.

«Так, мы внутри, вооружены и свободны. Это все — актив. Вокруг дома десяток солдат, и еще неизвестно, сколько прячутся по кустам и в пустых домах — это пассив… — принялся я, что называется, „подбивать бабки“. — Люк рядом — это плюс, но связи с ним нет — это, естественно, минус. Вариантов у нас немного: прорываться с боем или, попробовав обмануть немцев, тишком смыться. Хотелось бы, конечно, и „языка“ с собой захватить, но тут не до жиру, самим бы уцелеть».

Алексей как раз закончил с пленным и присел рядом со мной:

— Ну, что надумали, товарищ старший лейтенант?

— Пока ничего, осмотреться надо, — и я направился к окну.

Аккуратно выглянув из-за ситцевой занавесочки в цветочек, я оглядел двор. У ворот стояло четверо немцев и, судя по жестикуляции, вели «разговор за жизнь». Это могло означать как то, что они беспечны и ничего не опасаются, но также и то, что они надеются на сильные внешние посты. Знать бы еще, что именно… «О, а машины они так никуда не убрали! — отметил я для себя. — И, вполне возможно, что это именно беспечность, могут считать, что раз двоих поймали, остальные сюда не придут. А ведь грузовик в центре села виден издалека и выдает засаду».

Я отошел от окна и принялся обыскивать командира эсэсовцев: стащил с него камуфлированную куртку, снял мундир и выгреб все из карманов. Немного подумал и надел на себя и китель, и куртку. Пришлось впору. «Данке, как говорится, шен, майне херрен!» — пошутил я про себя. Дымов от двери молча наблюдал за моими манипуляциями.

— Что смотришь? Солдатам по башке еще по разику дай, а то они с минуты на минуту очухаются. И документы с барахлом забери.

Тут я вспомнил детские годы, когда летом меня иногда отправляли к многочисленным бабушкам в деревню. Я прошелся по комнате, внимательно разглядывая дощатый потолок. Одно место в дальнем углу показалось мне подходящим. Принеся стул и встав на него, я дотянулся до потолка и сильно ударил по доскам. Одна из них вылетела из пазов, открыв проход на чердак. За несколько секунд я убрал остальные и, подтянувшись, оказался наверху.

Крыша была крыта дранкой, и я без особых проблем проделал в ней отверстие. Соседний дом, в котором располагались немецкие наблюдатели, был как на ладони.

«А вы явно расслабились, парни», — подумал я, заметив в чердачном окне силуэт. Когда мы, лежа в кустах, наблюдали за деревней, подобной халатности со стороны противника я не заметил. Тут меня осенило! Свесившись в люк, я спросил:

— Зельц, нигде зеркала не видишь?

— Вон, на стенке висит, — последовал ответ.

— Сними и подай сюда. У солдат нашел чего-нибудь интересного?

— Одна граната, но она непонятная какая-то, я таких никогда не видел.

— И ее сюда давай, посмотрю, что это за загадка такая…

Ждать пришлось недолго, сначала в люке появилось небольшое, сантиметров двадцать на пятнадцать, зеркало, а когда я забрал его, то Дымов протянул мне небольшой стальной цилиндр, опоясанный металлической лентой с кольцом предохранительной чеки на боку.

— Это М-34, ударного действия. Нечасто встречается, но неплохая, — успокоил я Алексея. — Пока я тут рекогносцировкой заниматься буду, ты бы переоделся, что ли? С солдата мундир сними. И еще… Бугая эсэсовского раздень и вещи его в узел свяжи — пригодятся… — Все эти распоряжения я давал больше для того, чтобы успокоить Дымова да и самого себя. Ну не поддаваться же паническим мыслям вроде «Мы пропали!» или «Хрен мы отсюда выберемся!»?

…Взяв в руки зеркало, я подошел к маленькому слуховому окошку, смотревшему в сторону того леса, где мы распрощались с Люком. Поймав луч солнца, я пустил солнечный зайчик. И еще. И еще… Две длинные вспышки… Длинная, короткая, длинная… Три коротких и длинная… Две короткие… короткая, две длинные…

МЫ ЖИВЫ! МЫ ЖИВЫ!

Спустя пару минут в поле я заметил две вспышки!

«Саня тут!» — внутренне возликовал я.

ПОЙДЕМ НА ПРОРЫВ, ПОДДЕРЖИ ПО НЕОБХОДИМОСТИ! — для верности я повторил передачу три раза.

Снова две ответные вспышки.

Время, отпущенное нам, стремительно уходило, а внятного плана у меня все еще не было.

«Итак, что мы имеем? Три окна выходят на улицу, где сейчас тусуются человек десять немцев… Одно окошко выходит на другую сторону, во двор, там за забором начинается поле, на котором Люк замаскировался… К югу от нас дом с НП,[64] а за ним, метрах в ста, лес, в