границы. Власти не позволили ему и пеший переход по Непалу. Тогда Уилсону пришло в голову нелегально пробраться в Тибет.
Шерпы из экспедиции Раттледжа согласились сопровождать его к горе. Двигались по ночам. Снаряжение спрятали в мешки из-под пшеницы, а самому Уилсону пришлось переодеться монахом. Через три недели Морис увидел Эверест. Скалы, осыпи, лед мало соответствовали его грезам, но ледяной ветер не остудил желаний. Верховный лама монастыря Ронгбук, впечатленный его решимостью, дал свое благословение.
Вечером Морис долго смотрел из палатки на свою гору, а наутро один, с тяжелым рюкзаком отправился к леднику. Вскоре он понял, что альпинисты многое упрощали в своих отчетах. Но когда подобрал оставленные кем-то кошки, то не придал находке значения и отбросил за ненадобностью. Уилсон блуждал в ледяном лабиринте, мерз в палатке, попал в снежную бурю. Продовольствие кончилось, снегопад продолжался, и через три дня изможденный, хромой, пораженный снежной слепотой, он вернулся в Ронгбук. Проспав два дня, стал планировать новую попытку. Но еще несколько дней Морису пришлось пролежать в одной из келий монастыря. Болела раненая рука, часть лица онемела, а глаз заплыл. Однако Уилсон записал в дневнике: „Скоро буду в порядке, как всегда. Путь до лагеря-3 нынче будет нетруден. Понадобятся кошки и помощники, чтобы готовить горячую пищу“. На этот раз в сопровождении двоих шерпов удалось достичь третьего лагеря. Обрадовала находка — остатки продовольствия предыдущей экспедиции. Совсем другое впечатление оставляли вздыбленные глыбы ледопада на Северном седле. Однако, осмотрев его, Уилсон наивно записал: „Вершина и путь к ней теперь окончательно изучены“. Шерпы уговаривали отказаться от безумной затеи, но Уилсон был неумолим. Дважды он пытался преодолеть подъем, который был по силам только опытным альпинистам. Наконец, казалось, и он понял, что Эверест ему не одолеть. Полуживой, сполз с ледопада к ожидавшим шерпам. И все же через два дня, по-прежнему обессиленный, пометил в дневнике: „Это будет моя последняя попытка, и я чувствую себя уверенно“. 29 мая он перенес свой лагерь ближе к Северному седлу, а шерпы обещали ждать еще несколько дней…
Через год участники очередной британской экспедиции нашли высохшее тело Уилсона. Неподалеку лежал его ботинок, ниже по склону — остатки палатки, рядом стоял примус. Под снегом удалось разыскать небольшой рюкзак, британский флаг и дневник. Эта зеленая тетрадь хранится в лондонском альпийском клубе, как и найденный намного выше ледоруб Мэллори. Последняя, неразборчивая карандашная строчка, написанная 31 мая 1934 года, гласит: „День великолепный, снова в путь“.
Неугомонный Уилсон напомнил о себе в 1960 году, когда его тело снова нашла и перезахоронила китайская экспедиция.
Кто-то считает Мориса Уилсона безумцем, кто-то — жертвой мономании (проявления навязчивой идеи). Есть еще одно мнение: „Этот упрямый Дон Кихот мне ближе тысяч тех, кто живет в уютных домиках и копит деньги на старость“. Таков взгляд на эту историю Райнхольда Месснера, одного из величайших альпинистов мира».
[567]
[568]
[569]
[570]
[571]
Другой, более молодой обладатель этого имени, Шерпа Пемба Дордже, в 2004 году, в возрасте 25 лет установил новый мировой рекорд скорости восхождения на Эверест. Дордже удалось взойти на вершину за 8 часов 10 минут.
Вообще же
[572] В оригинале эта замечательная фраза выглядит вот так: «The air was heavy now, heaviness instead of that light, that lightness» (букв. «Воздух стал теперь тяжелым, тяжесть вместо этого света, этой легкости»). То есть — слова здесь попарно сплетены корнями, и попарно же — суффиксами. В русском языке слова «свет» и «легкость» однокоренными не являются, так что я заплела фразу иначе: через пары слов «
[573] Мусульмане на похороны надевают белое.
[574]
[575]