в этом доме подозреваемой не является плодом больного воображения следователя…

Для начала он решил ее поразить.

Она еще не подошла к столу, когда Свет стремительным движением выдвинул гостевой стул. По меркам словенской знати это было проявление величайшего уважения. В доме какого-нибудь посадника оно стало бы нормальным жестом по отношению к женщине-гостье. Но не в доме чародея… Даже Берендей поразился неожиданному поступку хозяина. Забава же и вовсе стала чернее тучи.

Однако дальнейшее поразило их еще больше. Гостья приняла необычное поведение хозяина как должное, величественно кивнула Свету, неторопливо села и не сделала ни малейшей попытки водрузить на стол локти. Увидев потрясенные лица прислуги, спросила:

– Я что-нибудь не то сделала? Извините, ради бога! Я, к сожалению, забыла все правила поведения за столом.

Свет отметил про себя киевское выражение «Ради бога» и сказал:

– Ничего страшного, сударыня, не обращайте внимания.

– Ну нет, – решительно сказала Вера. – Если учиться заново манерам, так не откладывая… Что я неправильно сделала?

Свет посмотрел на Берендея, но чем мог помочь эконом своему хозяину в нынешней ситуации?.. И Свет решил сказать правду:

– Сударыня, вы сделали все правильно. Надеюсь, если так пойдет и дальше, ваша память восстановится достаточно быстро.

Но она не уловила скрытого смысла, улыбнулась:

– Как было бы хорошо, если бы ваши слова стали истиной!

Свет сел напротив гостьи и велел подавать. Пока прислуга суетилась вокруг стола, он изучал ауру Веры.

Аура сегодня была такой же, как и вчера. Перед Светом явно сидела волшебница, и от волшебницы этой не исходило ни малейшей угрозы. А вот любопытство исходило. Впрочем, о любопытстве говорила не аура, любопытство светилось на лице паломницы.

По-видимому, заклинание, включающее Зрение, переполнило чашу: Свет ощутил нарождающееся в душе раздражение. Но сегодня духу Перуна поддаваться было нельзя, и он сказал:

– Приятного аппетита!

– Приятного аппетита! – отозвалась Вера.

Принялись за трапезу. Сегодня Касьян приготовил форшмак и зайца, тушеного в сметане. Была также цветная капуста в кляре и паштет из печенки. На сладкое – желе из клубники и клюквенный мусс. Ну и какой же ужин без булочек-шанежек, ореховых трубочек и медовой коврижки! Подали и медовуху.

Поначалу трапезничали в привычном для Света молчании. Вера только посматривала по сторонам. Свет же, со своей стороны, хотел, чтобы разговор начала именно гостья: иногда первые слова человека в состоянии расслабленности дают больше информации, чем не один десяток допросов. Если, конечно, допрос не проводится по полной форме. Впрочем, после проведенного по полной форме с человеком за одним столом не посидеть – аппетит пропадет даже у самого голодного и толстокожего.

– А вы любите поесть, – заметила наконец гостья, неторопливо работая вилкой и ножом. – И как все вкусно!

– Да, поесть я люблю, – согласился Свет. – И у меня справный повар. Должны же быть у человека в жизни радости…

– У всех мужчин жизненные радости находятся в желудке, – сказала Вера.

– Откуда вы знаете? – быстро спросил Свет.

– Откуда-то знаю, – не смутилась Вера. – Эта фраза родилась у меня сама собой. Я вроде бы и не собиралась говорить ничего такого. – Она оттопырила нижнюю губку. – А ведь вы не верите, что у меня амнезия, правда?

Забава вдруг фыркнула и выскочила на кухню.

– Поживем – увидим! – сказал Свет, проводив служанку взглядом.

Однако гостью такой ответ не удовлетворил.

– А вот мне интересно, – сказала она, – зачем вы освободили меня из тюрьмы?

– Вы были вовсе не в тюрьме, – сказал Свет. – Вас просто держали в изоляторе.

– И из одного изолятора я попала в другой!

– У меня вы в гостях…

– Но с чего бы это вы пригласили меня в гости? Я вам что, понравилась?

– С какой вдруг стати вы мне должны понравиться! – возмутился Свет. И осекся. – Меня просто заинтересовало ваше заболевание. В моей практике такого еще не встречалось, но я очень надеюсь с ним совладать.

– Значит, я вам не понравилась? – гнула свое Вера.

Пора покончить с такими вопросами раз и навсегда, подумал Свет. И сказал:

– Милая девица! Вы не могли мне понравиться или не понравиться. Чародеи женщинами не интересуются!

– Странно! – сказала она. – А мне показалось, тот мужчина, что меня осматривал первым, очень даже заинтересовался.

Свет раздраженно фыркнул:

– Ну с ним-то такое вполне возможно! Он не волшебник и уж тем паче не чародей…

– А чем отличается чародей от волшебника?

– Силой Таланта. Чародей это волшебник более высокой квалификации.

И мне странно, подумал он, что вы не разобрались в ауре Бондаря. Если вы – волшебница, должны были… Или все это говорится только для того, чтобы запутать меня?..

В трапезной вновь появилась Забава, и Свет бросил на нее мимолетный взгляд. Забава явно сгорала от ревности: ее недалекому бабскому умишку не хватало понимания, что любая ревность в отношении волшебника попросту смехотворна.

– Это правда или вы шутите? – сказала Вера. – Неужели возможно такое, чтобы мужчина, если он здоров и достаточно молод, не интересовался женщиной?

– Волшебники – не мужчины, – сказал Свет. – Как и колдуньи – не женщины. Они вынуждены жить с теми телами, какими их оделила Мокошь, но они не простые люди. И как не простых людей, их не интересуют людские страсти.

Если они не связываются с додолками, добавил он мысленно.

Вера почувствовала его раздражение. Или заметила ненависть в глазах Забавы. А может быть, узнала все, что хотелось… Во всяком случае, завершился ужин в привычной Свету тишине. Вот только сегодня эта тишина была ему совсем не с руки.

В десять вечера Свет решил, что настала пора занять наблюдательный пункт. Он вышел из кабинета, но по дороге завернул на первый этаж.

Дом был тих. Прислуга уже отправилась спать, и только Берендей сидел на кухне над какими-то бумагами. Рядом лежали счёты. Услышав шаги, эконом поднял глаза, вопросительно посмотрел на хозяина. Свет помотал головой, и Берендей вернулся к проблемам домашнего хозяйства.

На втором этаже, естественно, тоже царила тишина. Но когда Свет приблизился к гостевой, из-за двери донеслось негромкое пение. Голосок у гостьи был неплох – тонок и нежен, – зато мелодия показалась Свету отвратительной. И совершенно незнакомой. Во всяком случае, в Словении таких песен не пели.

Свет осторожно подкрался к двери, проверил наложенное заклятье. Заклятье было в порядке – никому из нормальных людей, находящихся в гостевой, и в голову бы не пришло подойти к двери. Следов попытки снять его изнутри вроде бы не наблюдалось.

Все так же, крадучись, Свет пробрался ко входу в секретную каморку и медленно повернул ключ в замке. Нахмурился: секретная каморка всегда вызывала любопытство новеньких служанок, как-то сам застал Ольгу заглядывающей в замочную скважину, пришлось даже выговор ей сделать. Среди низшей прислуги ходили самые дикие предположения о характере таинственной комнаты, которую дозволялось убирать только жене Берендея Станиславе. Говорили, будто хозяин хранит там свои деньги, а сейф в кабинете – лишь дымовая завеса. Впрочем, кое-кто из девиц в своих предположениях доходил и вовсе до полной глупости: мол,