Касс встала возле него на колени. Эпитафия была на испанском, но имя Изабель де ла Барка и цифры 1535-1555 говорили сами за себя.
— Вот это да! — Касс настолько забылась, что не заметила, как оперлась на плечо Антонио.
Но и ему было не до того. Странным звонким голосом он прочел:
Здесь лежит Изабель де ла Барка.
Родилась в 1535 году. Умерла в 1555 году.
Племянница Джона де Уоренна, графа Сассекса,
и жена Альварадо де ла Барки, графа Педрасы.
Еретичка и развратница. Да спасет Господь ее душу.
Пусть покоится с миром.
Касс замерла, не в силах шелохнуться, Антонио тоже долго оставался неподвижен. А потом их глаза встретились.
Кэтрин, беспомощно цепляясь за Селию, не понимала, что с ней творится. Женщины медленно тащились по проходу между креслами «Боинга-747» в поисках своих мест. Кэтрин была настолько слаба, что впервые в жизни опиралась на трость.
Что с ней? Еще не поздно одуматься и выйти из самолета!
— Вот они, леди Белфорд, вот наши места! — оживленно воскликнула Селия. Она настояла на том, что будет сопровождать хозяйку. И Кэтрин в конце концов капитулировала.
Селия, простая душа, была не способна слишком долго горевать и уже вовсю радовалась неожиданному путешествию в дальние страны.
Кэтрин опустилась в кресло у окна в салоне бизнес-класса и с облегчением перевела дух.
Однако это облегчение было только физическим. Ее по-прежнему не отпускали липкий страх и предчувствие беды.
— Вы хорошо себя чувствуете, леди Белфорд? — заботливо спросила Селия, устраиваясь рядом.
Кэтрин едва заметно улыбнулась и кивнула:
— Спасибо, милая.
Селия улыбнулась в ответ, но так не сумела скрыть тревогу.
«Я слишком стара для таких передряг! — размышляла Кэтрин с тяжелым вздохом. — Я стара, чтобы ввязываться в драку! Стара, чтобы бороться с прошлым! Во имя всего святого, что на меня нашло?»
Однако она отлично знала ответ.
Она знала, что это было не «что», а «кто». В салоне зазвучал голос командира корабля, но Кэтрин не слышала ни слова.
Ее снова захватили картины прошлого, яркие и безжалостные.
Ожившие в памяти картины.
Воспоминания о растерзанной плоти и крови.
Воспоминания, от которых Кэтрин хотела бы избавиться, но не могла.
Как не смогла найти себе оправдание.
Самолет начал выруливать на взлетную полосу.
Я не нахожу себе места от сознания собственной вины.
Его жены здесь не было. Она уехала заранее, до моего приезда. Ревность заставила ее забрать обоих мальчиков к ее матери, в Севилью. И с тех пор она не отвечает на звонки Эдуардо.
Он сидит внизу и ждет меня к столу, пока я пишу эти строки.
Как это могло случиться? Что сделало нас любовниками в первую же ночь в этом доме? И почему даже теперь, сгорая от стыда и мучаясь виною, я не могу ничего поделать с собственным телом? Почему желаю его так сильно, до боли?
А ведь я по-прежнему люблю своего мужа! Несмотря на его состояние, у меня никогда не возникало и мысли об измене. Не понимаю, как я решилась на такое теперь?
Любовь здесь ни при чем. По крайней мере я уверена, что не люблю Эдуардо. Потому что люблю своего мужа. Люблю по-настоящему.
Вина, стыд, безумная страсть — все это переполняет мой рассудок и вертится в какой-то безумной карусели, не позволяя остановиться, подумать…
Да. Нет. Остаться. Уехать.
Я боюсь!
Я боюсь сама себя, своих диких порывов страсти. Мне страшно, потому что впервые в жизни я не в состоянии владеть собою. Я забываю о морали, о чести, о добре и зле. И я боюсь этого дома.
Иногда я начинаю думать, что боюсь и ее тоже.
Потому что в последнее время, чем успешнее мы собирали мозаику ее непростой жизни, тем чаще я ловила себя на мысли, что во многом похожа на Изабель. Я не смела признаться, но временами даже мое отражение в зеркале напоминало ее лицо.
И не только мне. Прошлой ночью Эдуардо в полусне назвал меня Изабель!
Джип резко подпрыгнул на ухабе. Касс болталась на заднем сиденье, вцепившись в борт. Трейси сидела рядом с Антонио, и ее распущенные волосы безжалостно трепал ветер.
«Здесь лежит Изабель де ла Барка… Еретичка и распутница… Да спасет Господь ее душу…»
Касс все еще не пришла в себя от потрясения. Они чудом наткнулись на ее могилу. Она умерла в 1555- году — скорее всего на костре, двадцати лет от роду!
Антонио тоже не проронил ни слова с тех пор, как они покинули кладбище.
Джип был открытым, и Касс пришлось кричать, наклоняясь вперед:
— Вы можете в это поверить?
Антонио не нуждался в пояснениях и тут же ответил:
— Они даже не похоронили ее рядом с мужем.
— Ей едва исполнилось двадцать лет! Неудивительно, что на портрете она такая грустная! — И Касс подумала, что Изабель предвидела свою злую судьбу.
Боже правый! Как же ей было одиноко и страшно! Двадцать — это так мало!
— Ну, ребята, вы даете! — воскликнула Трейси, взглянув на сестру. — Нас только что чуть заживо не погребли в этом чертовом упокоище, и все, что вас волнует, — это баба, которая умерла четыре века назад?
Касс помрачнела. Трейси была права.
— Антонио, а может быть, дети все-таки действительно кого-то видели сегодня утром? Ведь замок совсем рядом с монастырем, верно?
— Нет. Это довольно далеко.
— А здесь могут околачиваться бродяги?
— Конечно. Но они предпочитают держаться ближе к жилью.
— Ну, — Касс обратилась к спине Трейси, — полагаю, вот и решение нашей проблемы. Это был бродяга!
Трейси обернулась и посмотрела на сестру. И внезапно ее глаза вспыхнули неестественным пронзительным светом, изменившись до неузнаваемости, а на губах расцвела улыбка. Вызывающая, надменная. И такая же неузнаваемая, как и ее глаза.
Касс испугалась. А когда отважилась взглянуть на Трейси снова, странное выражение исчезло без следа.
Но Касс недолго радовалась.
— Мы слонялись где не надо и выкурили чертову Изабель из норы, — заявила Трейси. — Я думаю, что мы подняли ее из могилы!
Касс чуть не свалилась с сиденья.
— Мне нужно с тобой поговорить, — настаивала Трейси, следуя за Антонио по пятам через весь дом.
Он молча вошел в библиотеку. Трейси последовала за ним. Кто дернул ее за язык там, в склепе? Она же
