гипнотизирующие. Около причалов самостоятельно вылезает из кабины. Машет рукой шоферу, веселому и коренастому уроженцу центральных графств; бросив на нее странный взгляд, он говорит: «Пока, блондиночка». Пробежка под ливнем – добывать билет. Трехчасовое ожидание.

Затем, держа над головой брошенную кем-то газету, тащится пешком под дождем еще с четверть мили, пока не находит отель. Об отелях известно достаточно много из горького опыта недолгой работы в службе эскорта Отряхивая воду и комки размокшей газетной бумаги с волос, она проходит через вращающиеся двери, уверенным шагом направляется в другой конец ярко освещенного вестибюля к общедоступному туалету. Вынимает из сумки ряд флаконов, похищенных из студии Малькольма, расставляя их на полочке умывальника. Наполняет раковину горячей водой, снимает мокрый жакет и блузку, откупоривает флаконы, с треском натягивает пару резиновых перчаток. Придирчиво разглядывает себя в зеркале: «Пока, блондиночка».

– Пока, – отвечает ее отражение. Крошечная белая искра вылетает, разделившись

надвое, из радужной оболочки глаза. Внимательно изучает собственные глаза в поисках других искр и только потом встряхивает флакон с черной краской для волос, смешивая ее с раствором-активатором. Выдавливает смесь на голову, тщательно втирая в корни волос. Она еще трудится, когда входят какие-то женщины, не то одна, не то две. У них сразу начинает щипать в носу от запаха аммиака и перекиси, но они предпочитают помалкивать. Брызги черной краски пачкают коврик. Фарфоровая раковина меняет цвет, но попадания краски на кожу удается в основном избегать. Тем не менее вокруг запястий образуются кольца потеков. Полчаса прошло, дело сделано, волосы черные как вороново крыло. Сбросив перчатки, наводит красоту на глаза, накладывая линии Клеопатры. Девушка-«нуар» [20] .

На пароме находит место в смотровом салоне, укрываясь своим плащом в надежде поспать. Неудобный переезд. Тот же самый: Рамсгейт – Дюнкерк. Годы назад, когда она была школьницей, мать, отец, Мелани, она сама – все вместе на палубе пристально вглядываются назад, в удаляющуюся береговую линию; каждое мгновение словно отдельный снимок в серии фотографий. Держится за жесткую отцовскую ладонь. Его другая рука покоится на плече Мелани. Затем автомобильная поездка на юг, в Дордонь, к солнцу, сливовому дереву и голубятне, к библейскому золотому сиянию.

– Французский кофе, – заказал отец. – Свежие круассаны. Французский хлеб. Бифштекс аи poivre [21]. Красное вино.

– А нам можно выпить вина? – спросила Мелани.

– Можно?

– Мелани почти четырнадцать, так что Мелани может выпить вина, – заявил отец и поцеловал еe в губы; но, когда он прервал поцелуй, губы Мелани кровоточили.

– Можно мне вина? – настойчиво спросила мать.

– А мне? – закричала она. – Мне можно?

– В Париже, – ответил отец, – в Париже тебе можно будет выпить.

Дремота. Задремав, ощущает легкую лихорадку: еще не вполне оправилась после того удара по голове. Тупая головная боль не ослабевает и сопровождается нарушением зрения – так бывает при мигрени. Мерцание продолжается при закрытых глазах.

Затем кто-то осторожно трясет ее, чтобы разбудить. Паром пришвартовался, люди сходят на берег. Она моргает. Вино в Париже. «Водительство, – думает она. – Меня ведут ангелы».

При мысли о водительстве и при воспоминании о вине в Париже наставница Джесси прищуривается, глядя в зеркало, задержавшись в последний момент на том, что ей было открыто. Там было нечто такое, что следовало знать молоденькой девушке. Ей самой не составляло труда поверить в существование ангелов. Проблема заключалась в том, чтобы распознать их, когда они появляются. Люди постоянно сталкиваются с ангелами, но не узнают их. Так происходит потому, что они предстают в облике обычных людей.

Поправка: они и есть обычные люди (или, во всяком случае, обычные люди, в чьи тела на несколько кратких мгновений вселяется ангельский дух). Ангелы являются вестниками или даже самими посланиями, которые они приносят. Таково значение этого слова: «ангел» – греческое слово, означающее «вестник». Ангелы не приходят, хлопая сверкающими крыльями или трубя в фанфары. Нет, они являются как вестники, неожиданные учителя и наставники, как моменты вдохновения. Иногда они несут послания от высшей сущности к низшей – так бывает, когда они являются нам в снах. Иногда принимают материальную форму, показываясь среди туч или появляясь в зеркалах. Исполняя роли без слов в нескончаемом кинофильме жизни, где они доступны взору лишь тех, чьи глаза не затуманены усталостью.

Конечно, в тех случаях, когда ангелы являются в людском обличье, они выбирают для себя подходящее вместилище, нисходят, затрагивают по касательной, вмешиваются в дела, а затем оставляют человека, послужившего им вместилищем, все в том же неведении. Из-за этого временами бывает трудно отличить обычный добрый поступок от ангельского вмешательства Однако, что касается ее самой, она различает сверкающий шлейф, который всегда свидетельствует о наличии водительства и наставления.

В ту минуту, когда она приехала в Париж, она уже знала: почти наверняка кто-то будет ей помогать, наставлять ее, руководить ею. Даже там, на Северном вокзале, скорее всего, находились главным образом ангелы, и, если учесть, как важно было для нее попасть в Дордонь, от этих ангелов вполне можно было ожидать помощи и покровительства.

Но все случилось не так. Ее глаза снова обращаются к зеркалу, где продолжает прокручиваться прошлое.

Тремя днями позже, все еще пребывая в Париже и ожидая наставления свыше, она живет в дешевом общежитии на восточной окраине города; деньги на исходе, и ее мучает странное недомогание, которое не позволяет что-нибудь предпринимать. Кажется, чем ближе она к своему предназначению, тем менее определенной становится цель. Сестра, сестра! Однажды утром она просыпается и не может вспомнить даже название того места, куда ей следует направиться. Потом оно всплывает в памяти. Дордонь, Дордонь. Похоже на звон надтреснутого колокола.

Осматривая Нотр-Дам, блуждая по Монмартру, бесцельно слоняясь по площади Республики, она почти ничего не ест. Она словно утрачивает память всякий раз, когда пытается снова вернуться мыслями к Дордони. Как будто вспоминаешь, чтобы забыть. А теперь уже совсем близко. Забралась так далеко! Что ее останавливает? Что мешает?

На четвертый день вечером, примерно за полчаса до наступления сумерек, она забредает на кладбище Пер-Лашез, и ее поражает увиденное. Это не столько кладбище, сколько некрополь, и не столько некрополь, сколько поселение живых и для живых. Величественные мраморные сооружения больше