разговаривать перестанет.
Марта знала, что Бити права. Бити оказалась умнее всех сестер, вместе взятых. Нужно было ненадолго отправить Фрэнка к Аиде и Гордону.
– Пусть остаток лета побудет у Тома с Юной, – предложила Бити. – А к началу учебного года поедет к Аиде. Кэсси может здесь остаться, если ей там невмоготу, а на выходные будет забирать его.
Марта печально и задумчиво посасывала трубку.
– Так тому и быть.
– Хотя мне и самой не очень-то хочется мальчишку им отдавать, – призналась Бити. – Эта каморка Гордона и все такое.
И Фрэнку дали в разгар лета побыть на ферме. Кэсси была этому рада: можно было вернуться к любимому занятию – верховой езде. А Фрэнк убедился, что Человек за Стеклом все там же. Дощатый мостик через ручей зарос спутавшимися кустами крапивы, ежевики, наперстянки и кипрея. Пролезть под мостик к своей старой святыне оказалось трудно. Когда он все-таки пробрался туда, у Человека за Стеклом вид был вполне безмятежный, правда, он не захотел разговаривать.
– Ты что – послал меня в Ковентри? – спросил у него Фрэнк.
Молчание означало лишь, что ответом могло быть «да» или «нет». Когда Фрэнк по-рачьи выбирался из берлоги, голова у него застряла, отчего он не на шутку было перепугался.
Больше он с головой туда не влезал, опасаясь снова попасть в ловушку, но старался поприветствовать Человека за Стеклом издали, давая ему хотя бы знать, что он еще рядом. Остаток лета прошел как видение: луга с буИной зеленой травой, сенокос, ячменные поля, уборка урожая, влажные вечера и внезапные грозы. В окружающем мире от Фрэнка так мало зависело, а чередование дней и ночей так незаметно сливалось в один быстролетящий день, что его жизнь напоминала скольжение сверкающей голубой стрекозы над водой пруда за полями.
А дни и правда шли, и лето того года перешло в осень не ровным поворотом дверной петли и не вращением огромного колеса: в один прекрасный день за летом будто сразу захлопнулась дверь. Враз начали осыпаться синий терновник и рубиновая бузина, алый боярышник, иссиня-черная ежевика и паслен.
Сначала Фрэнка снова привезли к бабушке, где ему ласково сообщили, что он «недельку-другую» поживет у тети Аиды и дяди Гордона, потому что бабушке нужно немного поправиться.
На самом деле ничего из ряда вон выходящего со здоровьем Марты не произошло – все те же старческие недомогания. Ему так сказали, чтобы он не спорил, – он и не стал. Он привык к тому, что вечно курсирует от одной тетки к другой, и считал, что у всех детей так. Он никогда не задумывался, почему трое детей тети Олив и двойняшки тети Юны не переезжают с места на место. Он научился сам паковать те вещи, которые были ему нужны, а не оставлять это на чье-то усмотрение. В день, когда за ним должен был заехать Гордон и Фрэнк спустился вниз со своим стареньким чемоданчиком, Кэсси снова расплакалась.
– Не вешай носа! – сказал Фрэнку Уильям, только что заехавший к ним со своими овощами.
Он повернулся к Кэсси и сказал:
– Не переживай за него: он там этим привидениям покажет – сразу окочурятся!
От его слов Кэсси только заплакала громче.
– Хватит, – сказала Марта. – Всего-то через три улицы от нас.
Она немного преуменьшила – Гордон посчитал, что ехать достаточно далеко, выкатил по этому случаю свой «седан» восьмой серии, сделанный в Ковентри, и оставил его урчать у парадных ворот в ожидании Фрэнка. Бережливый Гордон большую часть года держал автомобиль в гараже и только в особые дни да по праздникам выезжал на нем. Фрэнк ехал в свое новое пристанище, понимая, какая честь ему выпала. Гордон вел машину медленно, осторожно, просчитывая каждый миллиметр пути.
Если говорить только о жилой площади, то Гордон и Аида всегда были лучше других готовы принять Фрэнка. Их оштукатуренный каменной крошкой мрачный дом с шиферной крышей на Бинлироуд, стоявший чуть поодаль от дороги и почти закрытый елями, можно было даже назвать роскошным Когда автомобиль бесшумно подкатывал к дому, Аида уже ждала на пороге. Руки ее были сомкнуты под подбородком, губы безмолвно двигались, как будто она собиралась загадать три загадки: отгадаете – впущу.
Гордон оставил Фрэнка в автомобиле, сам вышел и открыл ему дверь, как юному принцу. Потом взял его чемодан и изящно понес к дому. Улыбка, обнажавшая ротовое отверстие и выставлявшая напоказ десны, не покидала его лица.
– При-и-и-и-ибыли, миссис! – наконец отрапортовал он. – Вот и наш мальчик!
Аида едва заметно качнула головой, прижала ладонь правой руки к груди, как очень важная персона, и нараспев произнесла:
– Добро пожаловать, Фрэнк, в наш дом.
Какими бы соображениями ни руководствовалась Аида, предложив Фрэнку свое гостеприимство, – а в желчных словах Олив была доля истины, – она была рада его приезду и чувствовала необычное волнение, как и Гордон. Нельзя сказать, что они никогда не имели дела с маленькими детьми. Юность Аиды была заполнена возней с младшими братьями и сестрами, но она давно уже забыла, как это делается. Гордон был в семье единственным ребенком и унаследовал достаточно денег, чтобы начать жить с Аидой в этом добротном доме. Здесь, на Бинли-ро-уд, Фрэнку предстояло кое-что узнать о достатке, начиная с того, что Аида твердо решила дать Фрэнку все самое лучшее – во всяком случае, по сравнению с другими сестрами.
Сначала ему показали комнату. Комната была прекрасная. Как до нее Эвелин и Ина, Аида
