– Ох уж эта Кэсси! – говорит Олив.

Бити – у нее глаза влажные – спрашивает:

– Не пришла она, что ли?

– Только не рассказывай мне сказок, – вступает Ина.

– А что такое? – хочет знать Юна.

– Хорошенькое дельце, – говорит Эвелин.

А Кэсси вздыхает. Стоит и вздыхает, и от огня, пылающего в камине, ее щеки покрывает очаровательный румянец. Будто бы вокруг вовсе не галдят, не засыпают ее вопросами встревоженные сестры – Кэсси, с мягкими, блестящими, черными, как у цыганки, вьющимися волосами и чистыми голубыми глазами, словно грезит наяву, не выпуская из объятий свою ношу, выпутывающуюся из одеяла, – и пусть вокруг орут, спорят и размахивают руками.

Приводит ее в себя, а остальных сестер призывает к порядку Марта – она стучит тростью о край угольного ведра.

– Ш-ш! Тише! А ну-ка, успокоились. Кэсси, сними пальто. Олив, налей-ка девочке чаю. А ты, Кэсси, давай сюда дите. Тебе надо отойти. А вы все – тихо!

Кэсси отдает малыша Марте, и та снова садится в кресло. Олив наливает чай. Юна помогает Кэсси снять пальто и стоит рядом навытяжку, держа на руке пальто, как будто Кэсси вот-вот могут скомандовать снова одеться. Бити выдвигает из-под раскладного стола стул. Кэсси благодарно садится, успокаивается, прихлебывает чай. Все ждут.

– А теперь, – говорит Марта, выколачивая трубку в чашку на подлокотнике кресла, – выкладывай, что там у тебя приключилось.

– Никто не пришел. Вот и все.

– Странно, – удивляется Бити. – Очень даже странно.

– А где ты бродила так долго? – хочет знать Марта. Шел уже пятый час. – Не ждала же ты все это время?

– Гуляла.

Сестры переглядываются. Ну конечно. Вот поэтому-то Кэсси и нельзя воспитывать ребенка. Ей лишь бы погулять. Марта допрашивает Бити про ее знакомую с авиазавода «Армстронг-Уитворт», где делают бомбардировщики.

– Там точно все без дураков было?

– Какие вопросы! Это же сестра Джоан Филпот. Она не может рожать, потому как…

– Потому как у нее нету мужа, – вставляет Юна.

– Был у нее муж, во флоте служил, да утонул на «Худе» [1]. Но дело не в этом. Что, она не могла себе другого моряка найти? Нет, у нее в двадцать лет матку вырезали. Джоан говорила, она от горя себя не помнила. И комнатку детскую ведь уже приготовила. Вообще-то она девочку хотела, но его тоже страх как ждала.

– Может, ты время ей не то сказала?

– В полдень, сегодня, на ступеньках у банка! Что я, дура совсем? Не верю я, что она не пришла. Сколько ты ждала, Кэсси?

– Долго.

– Это сколько?

– До пятнадцати минут первого.

– До пятнадцати? – кричит Бити. – Да она же могла задержаться! Хоть бы полчаса подождала!

– Самое малое, – поддерживает ее Олив.

И снова начинается галдеж – все судят-рядят, как долго положено ждать, чтобы отдать своего ребенка чужой женщине. Аида настаивает, что ради такого дела она бы и час простояла. Бити ей вторит. Ина предполагает, что Кэсси ушла из-под самого носа этой женщины. И кажется, только Юна и Эвелин считают, что четверть часа – это в самый раз.

Марта снова колотит палкой по угольному ведру.

– Надо договориться еще раз и отдать его. И думать нечего.

– Нет, – говорит Кэсси.

– Ну, тебе нельзя его оставить, доча, мы ведь все это уже проходили.

– Нет.

Сестры напоминают Кэсси, почему ей нельзя его оставить. Как-то раз она пропала на неделю, и до сих пор все только гадают, где ее носило. В другой раз ее привел домой в три часа ночи полицейский – наткнулся на нее, когда она бродила по руинам универмага «Оуэн-энд-Оуэн». Был случай с американскими солдатами – и что из этого вышло? А как-то ее пришлось снимать с крыши пожарной команде. А однажды она вылакала виски, которое муж Олив притащил из погребов Уотсона. Не говоря уж о той кошмарной ночи, когда бомбили Ковентри. Это можно не вспоминать. И так далее.

– Ну какая из тебя мать, Кэсси?

Кэсси заливается слезами. Кладет голову на стол и плачет.

– Попробую еще раз договориться, – тихо обещает Бити.