глазами.
Закончив демонстрацию, он снова вернулся к идеям электрификации деревни. Затем добавил:
– Завтра я уезжаю. За главного остается Као. Шуток он не понимает. Ведите себя прилично.
Као сидел у окна в своей хижине и, с тех пор как мы с Джеком остались одни, глаз с меня не спускал.
Мы поговорили еще немного о детях. Я спросил Джека, знает ли он, отчего Чарли не хочет выходить на улицу?
– Боюсь, это серьезная проблема.
– И что же мне делать?
Он поднялся и смахнул пыль со штанов. Видимо, разговор его уже утомил.
– Помните Кьема?
– Почвоведа?
– Да. В вашу дочку вселились злые духи. Кьем единственный, кто сможет вам помочь.
На этом мы и распрощались. Когда я вернулся в нашу хижину, Чарли спала. А Мик не спал и выглядел значительно лучше. Я пересказал ему разговор с Джеком.
– Если он Робин Гуд, – сказал Мик, – тогда я Малютка Джон, а сынок твой – брат Тук.
Я не понял, какая роль при таком раскладе отводилась мне.
– Как Чарли? – спросил я.
– Недавно отключилась, – сказал Фил.
– Прямо как генератор, – добавил Мик.
На меня такая страшная усталость навалилась.
– Я ведь даже толком не знаю, куда я вас, дурней, завел.
Мик, похоже, уловил нотку отчаяния в моем голосе и потянулся за бутылкой.
– Давай по глоточку огненной воды, – предложил он. – Вот увидишь, тебе полегчает.
– С чего бы ему полегчало? – скривился Фил.
– Ас того, – сказал Мик. – Огненная вода душу греет. Потому ее так и называют.
30
Наутро Мик чувствовал себя совсем молодцом.
Он сказал, что еще слаб, конечно, но хотел бы размяться; и я согласился показать ему, как местные жители собирают опиум на полях.
После того как он побрился с холодной водой, мы посидели перед хижиной, обсуждая положение, в котором оказалась Чарли, и перекусили плодами хлебного дерева и папайей, которые оставила Набао.
Я намекнул, что, может, стоит дать Чарли обкуриться вволю и вынести ее в джунгли. Ведь когда она придет в себя, мы уже окажемся далеко от деревни, Фил напомнил мне, что, по словам Чарли, крестьяне уже предпринимали нечто подобное; она рассказала ему о панике, которая охватила ее при пробуждении и была настолько страшна, что она сразу же впала в беспамятство, длившееся три дня.
– Ты своими ломовыми приемами ничего не добьешься, – заметил Фил, нарезая папайю на ровные ломтики.
Его аккуратная манера резать фрукты вызывала у меня желание отвесить ему хорошую оплеуху. Было еще утро, а я уже истекал потом и зло поглядывал на своего сына. Разве это нормально?
– При чем здесь ломовые методы?
Он положил в рот кусочек папайи и тщательно прожевал.
– Когда человек увяз в трясине, ему руку протягивают, а не за волосы тянут.
Трясина? О чем он говорит? И вдруг у меня перед глазами возникла книжка с картинками, которую я обычно читал Филу на ночь. Давно, лет двадцать тому назад. Прелестный мальчик в пижамке, которая была ему велика, потому что куплена на вырост, крепко вцеплялся в мою руку, словно мы в действительности переживали опасные приключения, путешествуя по местам, изображенным на картинках. Книжкой этой был «Путь паломника» Джона Беньяна [35], в переложении для детей. Я выбрал ее из-за иллюстраций. Да, «Трясина уныния». А были еще другие картинки: «Ярмарка тщеславия», «Замок сомнения».
Так вот о чем он долдонил все это время! Оказывается, он приехал сюда ради духовных исканий, желая испытать себя в борьбе с трудностями и соблазнами. Для него это был отпуск в веригах, и никаких других целей он не преследовал, кроме спасения собственной души – в том смысле, в котором он это спасение понимал. «Путь паломника». Сколько лет прошло! И ведь помнит.
Протерев пот со лба, я вдруг и сам вспомнил о медвежонке Руперте, спрятанном у меня в рюкзаке на самом дне. Я пошел в хижину за рюкзаком. Я уже не мог заставить себя спокойно смотреть, как Фил режет папайю на ровные кубики. Захватить с собой в дорогу медвежонка Руперта придумала Шейла. Я тогда чуть не брякнул, что это глупости, но что-то заставило меня упаковать его вместе с другими вещами, и, когда мы покидали Чиангмай, я переложил его в рюкзак.
Чиангмай! Какой же это таинственный город, с его перламутрово-зеленой рекой и утренними туманами. Мне бы хотелось оказаться сейчас там, где есть напитки со льдом, тайский массаж и аэропорт. С этими мыслями я вытряхнул рюкзак и добрался до медвежонка.