– Кажется, я понимаю, – произнес Фил.

– Что понимаешь?

Внезапно Фил обратил на меня свой гнев:

– Она же тебе сказала, что не может выйти из хижины! Тебе человеческим языком сказали! До тебя не доходит?

Выйти из хижины? Нет, я не понимал. Каким-то образом я уверил себя в том, что у Джека или у крестьян была особая причина не отпускать ее. Я не понимал, что ее страх перед солнечным светом был сильнее, чем страх провести остаток жизни в этой жалкой хижине.

– Так что ты там говорила, Чарли?

Она вздохнула, затянулась и выпустила дым ровной струйкой через ноздри.

– На мне заклятье за то, что мы сделали. Я чуть не рассмеялся:

– Заклятье?

– Заклятье. Чары. Колдовство. Сглаз. Сколько раз тебе нужно объяснять?

– Ворожба, – тихо произнес Фил. – Ворожба.

– Заткнись, Фил, – гаркнул я. – Нет тут никакой долбаной ворожбы.

Мику пришлось нас развести.

– Так. Давайте все успокоимся, – сказал он, имея в виду нас с Филом. Чарли была абсолютно спокойна. Она сидела обхватив колени. – Это все нужно еще хорошо обдумать.

Я слышал о чем-то похожем. Боязнь открытого пространства. Паника. Страх джунглей – у меня у самого это было пару дней назад, так ведь? Агорафобия. Стоило тащиться в такую даль, чтобы столкнуться с «психологической проблемой»! Это же должно оставаться в мире кредитных карточек, микроволновок и бездельников, которым некуда девать свободное время. Психологии не место в джунглях! Я им так и сказал.

– Тебе этого не понять, отец, – злорадно сказал Фил. Он наслаждался моим недоумением. – Тебе этого просто не понять.

– Послушай, а что будет, если мы попробуем тебя вынести? – полюбопытствовал Мик.

Чарли прищурилась и посмотрела на него долгим взглядом:

– Однажды крестьяне выносили меня, и стало только хуже. Прошу вас, ни в коем случае не делайте этого.

– Я просто спросил, – сказал Мик.

Мы оказались в тупике. Из всех трудностей, которые нам предстояло осилить, эту я мог ожидать меньше всего. Некоторое время мы сидели молча, и тут у дверей послышался шум и вошла Набао с огромной кастрюлей супа с лапшой. Она радостно приветствовала меня. Чарли и Набао обменялись парой слов.

– Не знаю, что ты сделал, – сказала Чарли, пытаясь развеять тяжелое настроение, – но она говорит, что ты ее герой.

Набао потрепала меня по щеке и вышла, приплясывая.

Мы ели хмуро. У супа был привкус карри и имбиря. Я пытался представить состояние Чарли, докопаться до самой его сути. Все, что она могла сказать, сводилось к тому, что стоило ей переступить порог, как у нее начинался приступ паники. Ее терзал страх, что кто-то страшный, прожорливый, сидящий снаружи затянет ее, поглотит без остатка. «Если я попаду к нему в пасть, – говорила она, – я пропаду. Мое падение будет вечно».

Она была уверена, что несет наказание за сломанные Ворота духов.

Фил был прав: в этом я не разбирался. Я посмотрел на Мика, и второй раз за день он просто покачал головой мне в ответ. Я пытался сообразить, что мне следует сказать или сделать, и тут динамики радио снова вырубились. Помню, как у меня вырвалось: «Ох!»

Мое желание починить это проклятое радио было лишь выражением потребности в каких-то практических действиях, попыткой убежать от своих проблем. Я поднялся и стал рыться в рюкзаке. Там была открывашка для консервных банок, на худой конец, и она могла сгодиться. Пока я ее искал, Чарли запихнула свою трубочку под циновку, и я заметил, что там у нее лежит нож. Продолжая искать открывашку, я спросил как бы невзначай:

– Тебе этот нож зачем нужен?

– Нож? – сказала она, снова приходя в себя. – Да приставал тут ко мне один парень, но я могу за себя постоять.

– Конечно. – Я глянул на Мика. – Сейчас вернусь.