полем».[23] Аватар выросла в деревне и до сих пор употребляла разговорные словечки. От которых ее содержанцы чувствовали себя не в своей тарелке.

Грин хихикнула, тряхнув головой. Она обожала дразнить людей, выпрашивающих поблажки. Строгие манеры Аватар, и склонность понимать все в прямом смысле сделало ее великолепной целью для незлобивого, добродушного подшучивания.

— Возможно, я и найду кого-нибудь, заинтересующего меня на суаре… — начала она достаточно невинно.

Аватар разинула рот. Впервые Грин хотя бы намекнула на такие вещи.

— Я думаю, это превосходная идея, — засуетилась старуха.

Грин простодушно поморгала, глядя в зеркалокамень[24] прямо перед ней.

— Кто знает? Может быть даже восхитительный… Джорлан?

Грубый, пронзительный вопль, выражающий отвращение, вырвался из уст пожилой женщины. Она схватилась за сердце.

— Только не этот отщепенец![25] Не в этом доме! Никогда я сказала! Что ты творишь со мной в мои преклонные года, хочешь свести меня в могилу? Забудь, что я сказала о взятии имя-носящего, у тебя куча времени!

Ухмыляясь, Грин погрозила пальцем.

— Всегда будь внимательна к своим желаниям, Аватар.

Старая женщина фыркнула.

Маркель Тамрин была на редкость опасна.

Джорлан Рейнард сузил глаза, скрывая их за взмахом чернейших ресниц, пристально наблюдая за женщиной. Защитная пелена отбросила тени на его скулы. Его твердые убеждения и непоколебимая самодисциплина всегда боролись с желанием почувствовать вкус риска.

Эта двойная смесь указывала на его сложный характер. Хотя особые черты, характерные только его запутанной натуре часто не были видны в сиянии умопомрачительной внешности.

А если и не скрыты, то непременно позабыты.

Ошеломляющая красота всегда прощалась.

Когда женщина направила свой путь сквозь толпу, большинство гостей поклонилось ей, напомнив ему льстивых солнцебобов,[26] раскачивающихся в надежде урвать сочный кусочек влаги.

Хотя Высший Слой всегда ассоциировался у него со льстивыми солнцебобами.

Особенно, в присутствии особы из первой гавани.[27]

Он выдохнул. Сегодня ночью ему совершенно не хотелось тут находиться. Он презирал организованные празднества Сезона,[28] когда Высший Слой выставлял напоказ свою приемлемость в надежде собрать «улов». Его тошнило от этого. Его не интересовало какое бы то ни было остепенение. Никогда.

До того, как покинуть суаре, он вышел на свой балкон. Многоцветный бланок[29] уселся на край перил. Его экзотическое оперение свидетельствовало, что это самец.

«Ну конечно, же, — подумал Джорлан. — Даже бланоки вынуждены демонстрировать свой наряд! И во всем виноват Сезон. По-мужски напыщенное времяпрепровождение».

Он очнулся, когда бланок грациозно вспорхнул с витых перил, взмахивая крылышками.

Расправив плечи, мужчина морально приготовился к длинному, утомительному вечеру. По дороге обратно в зал он поклялся, что это будет его последний Сезон. Последний.

Его завершающий цикл празднеств.

Тогда он будет свободен…

Или независим так, как может быть независим невостребованный мужчина.

Она проталкивалась сквозь толпу, весело улыбаясь, делая колкие замечания, похлопывая протянутые руки, подмигивая некоторым мужчинам, которые тщетно пытались удержать ее внимание больше чем на пару мгновений. Обычно такое представление оттолкнуло бы его. Оттолкнуло и это.

Но он не мог отвести глаз.

Ее присутствие «включило» его. Полностью. Он не знал, почему такое случилось, а он был мужчиной, ищущим всему объяснения.

— Она очаровательна, не так ли? Полностью светская женщина. Думаешь, она потанцует с тобой? — его друг Лаймакс заметил, к кому привлечено его внимание. Лаймакс поразился этому необычному интересу. Джорлан никогда не увлекался праздным флиртом или милыми легкомысленными поступками, ожидаемыми на таких собраниях.

— Что заставляет тебя думать, что я хочу этого? — сухо ответил он.

Лаймакс недоверчиво фыркнул.

— Кто бы не хотел танцевать с ней? И не смотри так на меня, мы знакомы с тобой достаточно долго, Джорлан, хотя, по правде говоря, я не могу утверждать, что знаю тебя.

Джорлан приподнял бровь.

— И что это должно означать?

Лаймакс вздохнул.

— Ты мой самый близкий друг, Джорлан, и ты был образцовым другом на протяжении этих лет, я бы даже сказал, лучшим. Я полностью доверяю тебе свою жизнь. Ты поддерживал меня в беде и печали, смеялся вместе со мной шуткам, никогда не отказывал протянуть руку помощи. И даже больше, ты никогда не вел себя как корявое полено.[30] Вдобавок ко всему, в большинстве случаев ты оказываешь неподдельное внимание к моему благоденствию…

— Почему мне кажется, что последняя точка в этой мак-мок[31] мне не понравится?

— Это не мак-мок!

Джорлан посмотрел на друга.

— Хорошо, возможно только крошечный кусочек мак-мок, — ухмыльнулся Лаймакс. — Но сейчас я выскажусь тебе окончательно. Есть двое людей, о которых ты разрешил себе заботится, я и твоя бабушка, и ради нас ты охотно взглянешь в лицо смерти. Но все же ты, обладатель необычайно отважного духа, по- настоящему никогда не отваживался на риск вверить себя другому человеку. Никогда. Правда, Джорлан?

— О чем ты говоришь? — быстро спросил он, продолжая наблюдать за женщиной.

— Ты хранишь себя для себя. Я замечал это еще с тех пор, как мы были мальчиками. С той самой поры, как ты стал жить с Герцогиной. Думаю, именно тогда все началось, хотя, с годами твоя жажда уединения переросла в твою собственную странную манию.

— Мммм… — смущенно промычал Джорлан.

— Вот что я никогда не понимал, так это почему ты выделяешь себя из общества. Знаешь, ты уже заработал репутацию темноматериального.[32]

Уголки губ Джорлана приподнялись в изумленной гримасе.

— Я загадочен только для тех, кто не может разгадать меня.

Лаймакс закатил глаза.

— Что за остроумие!

Джорлан мягко рассмеялся.

— Ты же не собираешься проливать огнесвет ради спокойствия нас, простых смертных? — Лаймакс широко раскинул руки в жесте преувеличенной обиды.