точно радуясь чему-то. Были тут и койот, и волк, и медведь гризли; они бродили по ущелью или вступали в драку, хотя драться было не из-за чего – еды с избытком хватало на всех. Несколько десятков полуобглоданных остовов валялось на земле, и, подойдя ближе, дон Хуан и его пастухи узнали остатки собственного стада.

– Говорил я тебе, дон Хуан, – произнес Карлос хриплым от волнения голосом, – но этого я не ожидал. Хитро придумано! Ведь быки могли и выбраться отсюда, вернуться домой, и тогда... А, подлый негодяй! Матушка была права – это он! Это он!

– Кто, Карлос? О чем ты говоришь? – спросил дон Хуан, озадаченный этими странными, отрывистыми восклицаниями.

– Не спрашивай сейчас, дон Хуан! Скоро я все объясню тебе... Скоро, но не сейчас. Голова моя точно в огне, и сердце... Скоро, скоро! Тайны больше нет. Я знаю все! С самого начала я подозревал... Я видел его тогда, на празднике... Я видел, какими глазами он на нее смотрел, мерзавец!.. А, деспот! Я вырву твое сердце из груди!.. Едем, дон Хуан!.. Антонио! Друзья! За мной! Едем по следу. Он совсем ясный. Я знаю, куда он приведет... Да, я знаю! Вперед!

И, вонзив шпоры в бока своего коня, охотник помчался назад, к броду.

Дон Хуан и остальные спутники, недоумевая, поскакали за ним.

У брода они не остановились. Карлос погнал коня в воду, весь отряд последовал его примеру. Не остановились они и в том месте, где следы поворачивали на север. Бизон кинулся вперед, изредка он подавал голос; всадники скакали за ним по пятам.

Не проехали они и мили, как след круто повернул – теперь он вел к городу!

На лицах дона Хуана и пеонов отразилось удивление, но охотник нимало не удивился. Он-то этого и ждал. Нет, в лице его не было изумления. В нем было нечто другое, нечто гораздо более страшное!

Глаза Карлоса глубоко ушли в глазницы и сверкали, точно грозное пламя пылало в них. Он стиснул зубы, плотно сжал побелевшие губы и, казалось, обдумывал, а быть может, и принял уже какое-то отчаянное решение. Он почти не смотрел на следы, ему уже не надо было отыскивать дорогу. Он хорошо знал, куда едет!

Тропа пересекала топкую низину. Пробираясь по ней, Бизон весь перемазался в рыжей глине. Такая же глина пристала к его косматой шерсти, когда он прибежал накануне.

Дон Хуан сразу обратил на это внимание.

– Пес уже был здесь раньше! – сказал он.

– Знаю, – ответил Карлос. – Знаю... все знаю! Никакой тайны не осталось. Терпение, друг! Ты тоже все узнаешь, а пока дай мне подумать. У меня ни на что больше нет времени.

След все еще вел к городу. Он не вернулся в долину, а по отлогому склону поднялся на плоскогорье и шел теперь почти параллельно его отвесному краю.

– Хозяин! – сказал Антонио, поравнявшись с Карлосом. – Эти следы не индейских лошадей. Разве что индейцы их украли. Тут были две военные лошади. Я эти следы знаю. И не простые офицерские, по подковам вижу.

Карлос не проявил ни малейшего удивления, услыхав это, и ни слова не ответил метису. Видимо, он был поглощен своими мыслями.

Думая, что хозяин не слышал или не понял его, Антонио вновь повторил то же самое. Тогда Карлос наконец посмотрел в его сторону.

– Дорогой мой Антонио, – сказал он, – ты думаешь, я слеп? Или глуп?

Он сказал это без гнева. Антонио понял и, придержав коня, опять присоединился к остальным.

Так ехали они то вскачь, то замедляя шаг, чтобы немного передохнули усталые лошади. Так ехали они по следу, и след неуклонно вел к городу.

Наконец они достигли того места, где дорога, извиваясь, спускалась с плоскогорья в долину. По этой извилистой тропе поднимался Карлос в день святого Иоанна, чтобы показать свое искусство наездника. Наверху, в том месте, где начинался спуск, Карлос приказал своему отряду остановиться и в сопровождении одного только дона Хуана подъехал к самому краю выступающего вперед утеса – место это называется Утес загубленной девушки. Именно здесь остановил он тогда коня.

Они подъехали к краю обрыва. Отсюда видны были вся долина и город.

– Видишь вон тот дом? – спросил охотник, показывая на громадное здание, высившееся поодаль от других, на полпути между всадниками и городом.

– Крепость?

– Да, крепость.

– Вижу, а что?

– Она там!

В эту минуту по асотее шагал взад и вперед какой-то человек. Это был не часовой, хотя с обеих сторон асотеи стояло по часовому; они были вооружены карабинами, их головы и плечи виднелись над зубчатыми башнями крепости.

Человек, который расхаживал взад и вперед, был офицер, и та часть асотеи, где он прогуливался, расположенная над офицерскими квартирами, отделялась от остальной крыши стеной такой же высоты, как и весь парапет. Притом это огороженное место было священно – здесь редко раздавались грубые шаги обыкновенных солдат. Это была как бы верхняя палуба крепости.

Офицер был в полной форме, хотя и не при исполнении обязанностей, но по стилю и покрою его мундира с первого взгляда ясно было, что этот вояка – большой франт и любит во всякое время щеголять в полном параде. Он носил свои золотые галуны и пестрый мундир, как павлин – пышное оперение. То и дело он приостанавливался и окидывал взглядом свои лакированные сапоги, проверял, стройны ли у него ноги, или любовался перстнями, которыми были унизаны его белые, холеные пальцы.

При этом он был отнюдь не красавец и не герой, но это не мешало ему воображать себя и тем и другим – Аполлоном и Марсом сразу.

А был он полковником испанской армии, комендантом крепости, ибо офицер этот был не кто иной, как Вискарра.

Вполне довольный собственной наружностью, он, как видно, был очень недоволен чем-то другим. На лице его лежала тень, которую не могло прогнать даже созерцание собственных лакированных сапог и лилейно-белых рук. Какая-то мысль тяготила его и даже заставляла порою вздрагивать и беспокойно оглядываться по сторонам.

– Да ведь это был только сон, – бормотал он. – И зачем я об этом думаю? Это был только сон.

Произнося эти отрывочные фразы, он смотрел себе под ноги, а когда поднял глаза, случайно взглянул в сторону Утеса загубленной девушки. Впрочем, нет, не случайно: ведь этот утес тоже привиделся ему во сне, и взгляд его следовал за мыслями.

В то мгновение, как взгляд его упал на вершину утеса, Вискарра вздрогнул, точно увидел перед собою страшный призрак, и невольно ухватился за парапет. Кровь отхлынула от его щек, челюсть отвисла, он быстро, прерывисто дышал.

Что же было причиной такого волнения? Быть может, силуэт далекого всадника на самой вершине утеса, четко вырисовывавшийся в бледном небе? Что в этом зрелище так испугало коменданта? А он был смертельно испуган. Послушаем его.

– Боже мой! Боже мой, это он! Его лошадь... Он !.. Совсем как в моем сне... Это он! Мне страшно смотреть на него! Не могу...

На секунду офицер отвернулся и закрыл лицо руками.

Секунда – и он опять поднял глаза. Не любопытство, но страх заставил его, точно завороженного, снова поглядеть в ту сторону. Всадник исчез. Ни лошади, ни человека – ни единого пятнышка не видно