уверенно выбирал колею.

Зато Иван раньше заметил, как впереди, справа, в березовом колке шевельнулась тень. Кроме волков, там некому было быть. От охватившего озноба полушубок показался просторным и провис на плечах. Иван пошарил рукой и нащупал под сеном топор.

Волки появились в прошлом году, прорвались с севера. До них было спокойно. А тут — враз! У Аверина корову задрали. Дочка пасла ее над оврагом за Лисьими Перебегами. Сама насилу спаслась. А Слепухин-дед возле святого колодца на трех матерых наткнулся. Тоже едва ушел. Вспомнив Слепухина, Иван придвинул к себе топор. А глупый мерин продолжал бежать, раскачиваясь. Не всхрапнул, не побеспокоился. Видно, вместе с плотью ему отсекли и самую необходимую часть, важную для самозащиты. Вглядевшись еще раз в темень берез, Иван не поверил себе. Не волчья тень, а человеческая фигура колебалась на ветру. Казалось, будто она тянется и хочет идти, но не может шагнуть и шагу. Подъехав ближе, увидел, что гнется и обманывает березка, а фигура неподвижна.

Оказалось — девка. Иван спрыгнул с саней, глянул в лицо — не мертва ли? Нет, глаза жили. Только отталкивали и холодили, как студеная прорубь. Набившийся в волосы снег закручивал бесчувственную прядь, выбившуюся из-под платка.

Иван дотронулся. Девка не упала, не заплакала, не вымолвила ни слова. Но Иван почуял нутром, что жизнь в ней кончается. Потащил из сугроба, увидел, что на ней вместо валенок чулки и резиновые ботики.

Ошалело уставившись, он только выпалил хриплым, зачужевшим голосом:

— Ты что?!

Повалил в сани, начал укутывать. Да разве стылое сено, перемешанное со снегом, могло прикрыть тонкие ноги?

— Ты что?! — крикнул он с бешенством.

Дальше голова совсем перестала соображать. Выпутав из-под лошади вожжи, он скинул тулуп, укутал девкины ноги, потом, проваливаясь в сугробе, залез в сани. Лошадь, едва не сломав оглоблю, круто завернула и выбралась на твердую дорогу. Среди однообразной, едва различимой равнины только она могла угадывать ее и так тянуть, уверенно и споро.

От березового колка до деревни оставалось недалече, а все же километров пять Иван простоял в санях на ветру, в рваном отцовском свитере. Возле избы будто кол в глотку забили, слова не мог вымолвить. Молча сгреб девку и отнес в избу. Только там и поставил прямо в тулупе возле печи.

Отыскал в подвешенном на стенку шкафчике графин с водкой — хорошо, сосед не выпил. Хлебнул стакан — голос прорезался. А девка как стояла, так и стоит.

— Не спросишь, куда привез? Может, к разбойникам? — хрипло засмеялся Иван.

— А-а, все равно… — она махнула рукой, скривилась, готовая заплакать, и тут же улыбнулась сквозь слезы. Все же отогрел ее тулуп!

Без лишних слов Иван затопил печку, спроворил самовар. Лошадь увел и распряг. Воротился, глядь — а найденная уже чай пьет!

— Освоилась? — с ходу кивнул он. — Поняла, что не к разбойникам?

Закачала головой:

— Понять-то поняла. Да в толк не возьму, куда попала.

— А может, куда шла? Ты, главное, согрейся. Вино зеленое выпьешь?

— Какое зеленое?

— Водка…

— Ой, нет!

— А зря, — обронил задумчиво Иван.

Задумчивость его происходила оттого, что найденная с каждой минутой становилась милей, точно оттаивали внутри стылые льдинки и она распрямлялась, румянела, как в сказке, и хорошела.

Он порадовался было. Только невезение, начавшееся с утра, продолжилось за полночь. Даже поговорить с девкой не дали. Уже вся деревня впотьмах, ни один огонь не засветится, не взыграет. А к нему бух — гости!

Стукнула наружная дверь, собака голос не взяла, Иван даже удивился, подумал, родственники. А вышло хуже: соседка. Отворилась со всхлипом саженная дверь, и в клубах пара явилась молодая ведьма со скрипучим голосом:

— Ива-а-ан!…

'Этой еще не хватало!' — задохнулся от ярости Иван.

Осенью повадилась к нему в дом то за солью, то за спичками. Глазами высверливала по вечерам. Видно было, какая нужна ей соль! Только Иван никак не отозвался. Ленка-проводница, которая ждала, или та же Маруська вдвое моложе были по сравнению с соседкой. В конце концов та поняла и обиделась. Ходила будто каменная, не здоровалась. Потом оттаяла. Улыбаться начала, будто он к ней на свиданку набивается, а она до сих пор раздумывает и лукавит.

— А Иван! — соседка вертляво покрутилась, заглядывая в углы.

— Чего? — досадливо поморщился Иван.

— Ты на станцию ездил?

— Ну?

— Племянницу мою не встретил?

— А ты наказывала?

— Да нет… к слову я… вторые сутки жду. Сестра какое-то непонятное письмо прислала.

Тут и найденная, откинув полог, вышла:

— Ой, тетя Люся!…

Как они выясняли отношения, откуда что взялось, Иван уже слушал плохо. В ушах начался звон, в глазах поплыл туман. И вот уже не одна, а две молодые ведьмы веселились и смеялись ему в лицо. Когда ушли, не помнил. Путешествие через вьюжное поле в драном свитере начало сказываться. К утру лежал в горячечном бреду.

'Найденной' девчонкой, как окрестил ее Иван, оказалась Надя Васильева, которую Жабыч тщетно поджидал в Минске.

Вот уж чего не думала Надежда, замерзая в лесу на заснеженной дороге, что в ту же ночь ляжет в теплую постель у родной тетки. Легенда о тете Люсе держалась в Надином семействе устойчиво и неколебимо. Принято было говорить, что тетя Люся, Людмила Павловна, необыкновенно красива и талантлива. Однако неудачная любовь едва ее не погубила. Считалось, что подраставшая Наденька похожа на тетку, но не так ярка, своеобразна и упряма. Упрямство ставили на второе место после красоты.

К тетке Надя добиралась окружными путями, тайком, бросив мать, паникуя при мыслях о страшной участи отца. Ей, которая цепенела от пустячного замечания учительницы, пришлось бежать по снегу вместе с матерью, спасаясь от цепных псов. И она смогла. Мать научила ее сопротивляться. Наверное, любые псы могли догнать. Скорее всего, их не было. Но лай слышался вдалеке. И ужас был настоящий. До сих пор она слышала голос матери: 'Доченька! Скорее… Скорее…'

Она всегда считала мать робкой, нерешительной, во всем потакающей отцу. Не имевшей своего мнения. А вышло на поверку — сталь!

'Продержись, заклинаю, продержись сколько можно! — судорожно говорила мать, отсылая ее к тетке. — Я ей напишу. Только не отсюда. Тут перехватят. И тебя найдут!'

Иногда Надежде казалось, что кошмар скоро кончится. Ошибка выяснится, и отец, как прежде, улыбающийся возникнет на пороге. Иного конца ужасной истории ей не представлялось. Может быть, их даже не искали и бегство было напрасным?

Как было договорено дома, она утаила от тетки про арест. Объяснила, что отца послали опять на маньчжурскую границу. Мать, конечно, уехала с ним. Тетка с подозрительностью покрутилась вокруг этих