присутствовало что-то новое — резкий приторный запах, словно от сгоревших духов.

— Крикет? — крикнул Уилсон, но в ответ услышал только эхо собственного голоса.

Картины Гойи и Мурильо, висевшие в холле, исчезли, так же как и мебель в гостиной. Уилсон прошел по побелевшим коридорам и покинутым комнатам. Потребовалась бы, наверное, целая неделя, чтобы отыскать кого-нибудь. Уилсон проследовал за запахом гари в библиотеку.

Крикет сидела, развалившись за большим столом, перекинув одну ногу через подлокотник кресла Португи. Шелковый халат распахнут на обнаженной груди, бедра обтянуты красными трусиками, на ногтях пальцев ног влажный красный лак, между пальцами шарики ваты. На столе дымящаяся трубка с длинным мундштуком, выеденная половинка апельсина и томик избранных сочинений Байрона. На томике кувшинчик с опиумом и открытый флакон лака для ногтей.

Уилсон медленно приблизился к столу. Лицо Крикет буквально пылало, красные глаза остекленели. Одурманенная наркотиком, женщина ничуть не удивилась его появлению.

— А, Уилсон, привет, мой мальчик, — лениво сказала она. — Рада видеть, что ты еще пребываешь в собственной шкуре.

Уилсон подошел вплотную к столу, внимательно посмотрел на нее и сунул руки в карманы.

— Это конец, Крикет. Игра закончена. Рота британских морских пехотинцев скоро будет здесь. Тебе лучше прикрыть наготу.

Крикет медленно отвела взгляд, хихикнула и пошевелила пальцами ног.

— Как они тебе? «Красные джунгли».

— Если хочешь знать, мне никогда не нравился этот цвет.

— Ты и впрямь негодяй. — Крикет сняла ногу с подлокотника и вдруг зарыдала, как ребенок, хватая воздух открытым ртом. В итоге она начала задыхаться и икать.

Уилсон обошел стол и попытался поставить ее на ноги, но безуспешно. Она лишь, обмякнув, погрузилась в кресло.

— Кончай притворяться, — потребовал Уилсон.

— Нет. — Крикет шмыгнула носом и уставилась в пол.

— Давно куришь опиум?

— Много, много дней, с тех пор как мы вернулись из Мконго эпо, — ответила она монотонной скороговоркой. — Мне не хотелось жить без тебя. Они намеревались содрать с тебя живого кожу. А я собиралась позволить им это. Я — монстр. Бессердечная уродина. Я люблю тебя.

Она снова зарыдала, Уилсон отошел от кресла. Она сползла на пол и залезла под стол.

— Вставай. Нам действительно нужно уходить отсюда.

— Отстань. Я здесь хорошо себя чувствую. Беспокоиться надо о Луисе. На прошлой неделе он отправил свои любимые картины и весь этот мусор в большом контейнере в Париж своей семье, которая ненавидит его. Утром, когда началась бомбардировка гавани, он попросил, чтобы я дала ему последний раз, и он трахнул меня прямо в этом кресле, а потом начал курить эту дрянь вместе со мной, хотя бросил лет десять назад, подарил прощальный поцелуй и удалился. Сходи и посмотри, что с ним.

— Где он?

— В своей комнате. Второй этаж, второй коридор направо, вторая дверь налево. Я тебя подожду.

Спальня Португи была обставлена аскетически. Единственной мебелью были золотое стоячее распятие шестнадцатого века и односпальная кровать, пригодная разве что для монаха. Кафельный пол поражал блеском. Уилсон смотрел, как его отражение движется в сторону ванной.

Тело дона Луиса плавало лицом вверх в мраморной ванне. Кровавая баня еще источала пар. Все случилось недавно для Уилсона и поздно для идальго.

Уилсон тихо прочитал молитву по душе усопшего, вышел из ванной и закрыл за собой дверь.

Крикет по-прежнему пребывала под столом. Пульс у нее, Уилсон проверил, был нормальный, просто она отключилась. Уилсон с трудом вытащил ее и перекинул через плечо. Он пронес бесчувственное тело по коридору, вынес во внутренний двор, сбросил на заднее сиденье машины Крикет, завел мотор и выехал за пределы поместья. Здесь он встретил лейтенанта Пиви и колонну морских пехотинцев. Уилсон затормозил и вышел из машины. Крикет зашевелилась, но не проснулась. Пиви предложил Уилсону «Нейви кат», и они, покуривая, принялись созерцать виллу «Реал» в лучах заходящего солнца.

— Смотрится как Букингемский дворец, черт побери, — заметил Пиви.

— Но это, увы, не он. Как развивается операция?

— Неплохо. Кое-где встретились очаги сопротивления. Они подавлены к полудню. Теперь мы распределяем продовольствие среди туземцев. Похоже, они очень рады нашему появлению.

Уилсон на минутку задумался:

— Местная экономика наверняка полетит к чертям.

— Это не наша забота.

— Как сказать, — усомнился Уилсон. В этот момент Крикет застонала.

— Ваша жена?

— Она самая.

— С ней все в порядке?

— Более или менее.

Морские пехотинцы топтались на месте, скрипели ботинками. Над джунглями повисла долгая тропическая мгла, а закат стал кровавым — багрово-красным. Пиви отшвырнул окурок и перевел взгляд голубых, как у Питера О'Тула, глаз с заката на Уилсона.

— Там кто-нибудь еще остался? — Лейтенант кивнул на усадьбу Португи.

— Никого.

— Так, ради любопытства, что бы вы предложили сделать?

Уилсон глянул на виллу «Реал», мирно стоявшую в тени, и задумался о четырехсотлетней истории обработанных камней, мортир, садов со скульптурами, культивированных земель, — всего того, что возникло здесь за счет работорговли, пиратства и убийств. Вспомнил о комнатах, когда-то увешанных картинами, о предках дона Луиса, которые стали рабовладельцами, убийцами и пиратами ради того, чтобы носить высокие круглые плоеные жесткие воротники, бархатные камзолы или элегантные напудренные парики и треуголки и читать при этом томики Вольтера. Увидел внутренним взором идальго, плававшего в собственной крови, как эмбрион в формальдегиде, вздрогнул и отвернулся. Четыреста лет — не так уж много по сравнению с вечностью. Пришла пора положить этому конец.

— Я бы устроил воздушный налет.

— Вроде как жалко, — возразил Пиви.

— Нет! — отрезал Уилсон. — Это будет скорее акт справедливости, чем вандализма. Здесь ничего не должно остаться.

Он снова сел в машину, включил сцепление и задребезжал по меловой дороге в сторону города. Когда они достигли опушки леса, над ними пролетели «Си Харри-еры». Уилсон включил фары и назад смотреть не стал. Взрывы достигли его ушей, уже приглушенные густой листвой и замшелым молчанием джунглей.

Крикет высадили на необитаемый остров. В поперечнике он едва ли достигал двухсот ярдов, а при приливе вообще сокращался до тридцати. На берегу валялись деревянные обломки, ржавые банки из- под консервов, вот, пожалуй, и все. В прибое копошились пестрые крабы размером с ладонь.

Крикет ступила на мокрый песок с брезгливостью кошки.

— Это не честно, — заявила она.

— Приказ капитана, мадам, — ответил лейтенант Пиви.

Крикет посмотрела вверх — на небо, на кружащих чаек.

— Позвольте нам попрощаться, — попросил Уилсон. — Она пока еще моя жена.

Пиви согласно кивнул:

— У вас пятнадцать минут, не больше. Нас ждут на «Оводе».

Уилсон помог Крикет перетащить лодку на ту часть острова, что была обращена к континенту. Они постояли рядом, испытывая некоторую неловкость, посмотрели на темную полоску на горизонте, которая обозначала Бенин.

— Это будет не так трудно, — заговорил Уилсон. — Африка в десяти милях к востоку отсюда. Плавание