— Она сказала, чтобы я привык. У нас в семье и раньше были граждане вроде тебя. Например, мать Крикет, эта законопослушная стерва. Обычно ничего хорошего из этого не получается.

— «Граждане»?

Пейдж поднял глаза на Уилсона:

— Любого, кто не является пиратом, мы называем «гражданин». А из тебя, как я понимаю, пират никудышный. Слишком совестливый. У тебя это на лбу написано. Придется тобой заняться. Там, куда мы поплывем, места для совести не очень много.

— Это куда?

Пейдж по-волчьи оскалил зубы и махнул в сторону Африки.

В это время рабочий с банкой черной краски опустился на канатах за борт яхты. Ореховое название было уже уничтожено.

— Как ее назвать, капитан? — крикнул рабочий. Пират повернулся к Уилсону:

— Ну, давай, гражданин, говори. Ты теперь член семьи.

Рабочий держал кисть наготове.

— «Ужас», — предложил, не колеблясь, Уилсон. — Назовите ее «Ужас».

Горизонт по правому борту был похож на челюсть с выбитыми зубами. «Ужас» качался на волнах в полумиле от берега. Уилсон отчетливо видел разрушенные фасады с их разбитыми окнами современных высотных административных зданий. Белые дымки от разрывов снарядов, прилетевших со склона горы Мтунгу и упавших где-то в центральной части Ригалы.

— Раньше ее называли Парижем Западной Африки, — заметила Крикет. Изящным движением она положила загорелую руку ему на плечо. — Я помню этот город с детства. Там были большие французские универсальные магазины «Бон Марше» и «О Прентан». Мне купили там шляпку, украшенную сверху цветами, и слишком маленький французский купальник. Уже тогда там было неспокойно, однако на улицах играла музыка, и люди казались счастливыми.

— Это свидетельствует о том, что ты ничего не знала о дерьмовой стороне жизни, — проворчал капитан Пейдж из штурманской рубки. — Бупандийцы всегда отличались кровожадностью. В это время они как раз устроили массовую резню в районе Олузу. Правительственные войска порубили на куски всех анду, обитателей гетто, — мужчин, женщин, детей. Я помню их предсмертные крики. Они кричали всю ночь. А ты преспокойно спала в гостиничном номере.

— Отель был прекрасен, — продолжила Крикет, — проигнорировав реплику отца. — И назывался красиво — «Звезда Африки». В холле висело старое фото — панорама колониального периода, а у входа стояли швейцары в белых пиджаках.

Пират захрипел.

— Те дни давно ушли, — сказал он, вышел из октаэдра и сунул Уилсону электронный бинокль: — Посмотри, гражданин.

Уилсон приник к окулярам. Набережная являла собой печальное зрелище. Доки превратились в кучи мусора. Из темной воды гавани торчали дымовые трубы и высокие надстройки потопленных суден. Темный дым горящей нефти завис над городом наподобие грязных отпечатков пальцев.

— Основная часть повстанческих сил анду удерживает сельскую местность на западе, — пояснил пират, небрежно махнув рукой. — Эта местность включает в себя гору Мтунгу. Гора Нбуни находится под контролем бупу. Этот идиотизм углубляется с каждым днем. Анду воюют с бупу, которые вступили в союз с анду, и наоборот. По последним подсчетам, за обладание столицей борются следующие группировки: милиция Патриотического фронта бупу, в которую вошли подразделения бывшей Национальной гвардии бупу; Национальная милиция анду, которая контролирует плоскогорье; Народная партия бупу — твердокаменные марксисты, которые контролируют университетский город Семе и его окрестности; Народная партия анду, которую поддерживали до конца «холодной войны» кубинцы, и консервативная национальная милиция Конгресса бупу, которая контролирует северо-восточный промышленный коридор от Кангулу до Невронго. Есть еще парочка более образованных из представителей обоих племен, у которых нет реальной политической программы, те просто без затей убивают друг друга. И конечно же, в джунглях обитает народность иво, о которой не следует забывать.

— А это кто такие? — спросил Уилсон.

— Нечто вроде десерта. Они существуют для того, чтобы их пожирали все остальные.

— А именно?

Коротышка презрительно скривил губы:

— Это лилипуты. Их женщины ценятся как у бупу, так и у анду. Говорят, трахать их — все равно что ласкать десятилетнюю девочку с развитыми грудями. Мужчин очень возбуждает. Что касается остальных, иво либо убивают, либо угоняют в Кангулу на медные рудники, детей используют в качестве домашней прислуги. Торговать иво очень выгодно. Особенно их любят арабы. Они могут отвалить пятьдесят тысяч долларов за одну девственную иво. В Катаре существуют бордели, где работают только лилипутки. До сих пор мы получали иво у бупу или анду. Теперь этот лакомый кусочек предстоит получить без посредников.

Некоторое время Уилсон хранил молчание, пристально вглядываясь в даль в поисках… Чего: флага ООН, палатки Красного Креста, любого признака надежды или порядка? Потом опустил бинокль и повернулся к дьявольски ухмыляющемуся пирату:

— Так какой смысл? Почему они убивают друг друга год за годом?

Пейдж разразился лающим смехом.

— А вы не понимаете? Да потому что они получают от этого удовольствие, потому что они ради этого просыпаются по утрам, потому что это они умеют делать лучше всего с тех пор, как один обезьяночеловек врезал другому костью по башке.

С заходом солнца море успокоилось. Таинственные облака проплывали под молодой луной, которая была розоватой, как оказалось, и потому прозрачной. Экипаж собрался в восьмиугольнике на ужин перед высадкой на африканское побережье. Уилсон не видел кока с момента захвата «Компаунд интерест». Сейчас те драматические события представлялись ему чередой картинок, нарисованных сепией[26].

Меню включало холодную чечевичную похлебку, хлеб с сыром и три бутылки крепкого красного вина. На коротких радиоволнах звучал оркестр, состоящий из множества кларнетов и саксофонов. Под эту печальную музыку, наверное, где-то не ближе Кейптауна, танцевали пары. Уилсон ощущал легкое покачивание палубы, вдыхал свежий воздух и был доволен тем, что он снова на море, что все размышления и выводы временно отошли на задний план.

Неожиданно к нему подсел улыбающийся Нгуен. Уилсон бессознательно отметил, что зубы у кока голубые от выпитого вина.

— Ты счастливый ублюдок, вот, — сказал вьетнамец. — Жениться на дочке капитана. Люди говорить, ты хитрый ублюдок, спасать своя шкура. А если дочка капитана решить жениться? Вот я и говорить: счастливый ублюдок.

Уилсону удалось изобразить слабую улыбку:

— У меня такое чувство, что удача может изменить мне в любую секунду.

— Твоя удача — ветер, — заверил вьетнамец. — Иногда он дуть, иногда не дуть, но никогда не исчезать. Я думать, твой удача больше наша. Капитан свихнуться взять тебя на борт.

— Заткнись, Нуг, — посоветовал Пейдж.

— Можешь называть это удачей, если хочешь, — заговорил Шлюбер, сидевший на подушке, положенной на скамью. — А по-моему, жизнь — это сумма закономерностей и случайностей. То, что Уилсон женился на Крикет, отнюдь не удача, а всего лишь стечение обстоятельств. Существует целая теория вероятности. Взгляните на меня. Я прочитал в газете «Франкфуртер альге-майне» объявление: «Высокая зарплата, интересная работа, путешествия. Требуется магистр административной службы». Я откликнулся, и пожалуйста — я стал пиратом. Вот типичная игра случая.

— Ты не пират, ты треклятый счетовод.

При этих словах капитана Мустафа откинул голову и разразился хохотом.