Не успев ответить, Уилсон почувствовал, как ее груди спустились к его ногам — он оцепенел — и ее рот овладел его крайней плотью.

Ушли во тьму травянистые бугорки со спящими птицами. На мелководьях, изобиловавших насекомыми, начали выплывать медленно эволюционирующие создания, мускулистые, не имеющие названия, полурыбы, полунеизвестно что.

Вдоль многолюдных бетонных причалов стояли краны, стрелы загружали тюками ветхие суда, не имеющие ни собственных флагов, ни мест приписки. Порт представлял собой скопление упаковочных клетей, домашнего скота и ржавого металлолома. Полуголые докеры блестели на солнце иссиня-черной кожей. За изгородью высотой в пятнадцать футов, сооруженной из столбов и колючей проволоки, лежал город, поднимавшийся вверх по склону холма. Между фанерных лачуг, навесов из хвороста и жилищ из картонных коробок, соединенных лозой, извивались грунтовые дорожки, образуя лабиринт. «Нет, это уродство нельзя назвать городом, — подумал Уилсон, — скорее мусорная свалка человечества».

— Где мы?

Он стоял с биноклем в руках у иллюминатора. Солнце взошло всего пару часов назад, а жара была такая, что хоть готовь яичницу прямо на палубе.

Крикет зевнула и принюхалась:

— Судя по вони, это Четыре Сабли. Ни тебе водопровода, ни канализации, ни-че-го.

— Значит, Африка. — Уилсон неожиданно почувствовал возбуждение. — Какая страна?

— Извини, это не совсем Африка, — ответила Крикет. Она сидела, почесывая голову. — Мы все еще в двадцати пяти милях, или что-то вроде этого, от бупандийского побережья. Перед тобой остров Четырех Сабель, он расположен к югу от архипелага Мохонго. Когда-то эти места принадлежали Португалии. Теперь они принадлежат нам. Это пиратская республика,

— Как это?

Крикет пожала плечами:

— Мы живем под черным флагом с черепом и костями. Наша конституция — Устав Братства, парламент — Совет Тридцати Капитанов. Каждый знает свое место в иерархической структуре. — Она подошла к нему, прижала к переборке, обняла одной рукой и показала другой: — Посмотри вон туда. Видишь большие здания?

На вершине холма полукругом стояли красивые дома, обнесенные кирпичной стеной. Мелькали зеленые лужайки и пальмы. Вроде блеснуло отражение солнца на ветровом стекле легкового автомобиля.

— Мы живем там, — сказала Крикет.

— Кто это «мы»?

— Тридцать Капитанов. Мой отец — один из них. Я назвала Четыре Сабли республикой. Это не так. Вернее будет сказать, что это олигархия. Мы владеем кораблями, мы планируем операции, мы делаем деньги, мы устанавливаем правила.

— А что насчет всех остальных? — Уилсон опустил бинокль и показал на трущобы.

— Это в основном беженцы. Они бежали от гражданской войны в Бупанде. Они не входят в Братство.

— Так кто же они?

Крикет пожала плечами, в глазах вспыхнул жестокий огонек:

— Пушечное мясо.

Ошеломленный Уилсон стоял на набережной. Кожа горела под лучами нежно-розового солнца, голова слегка кружилась, подбородок при каждом глотательном движении потрескивал, колени болели.

— Ты позеленел, — заметила Крикет.

— Я чувствую себя хорошо, — возразил Уилсон и поморщился от звона в ушах.

— Мне нужно кое-чем заняться, дел пятнадцать, не больше, — сказала Крикет. — Вот… — Она вынула из спортивной сумки никелированный пистолет и сунула Уилсону за пояс джинсов. — Если к тебе кто-нибудь будет приставать, стреляй. — Она ушла.

Уилсон сел на поломанную грузовую клеть и стал смотреть на потную, мускулистую массу докеров и пиратов. Он попробовал сосредоточиться, и его поразила печальная мысль — скорее всего убежать домой с этого Богом забытого острова не удастся. От этой мысли его затошнило. Он зажмурился, борясь с тошнотой. Одолев ее, он открыл глаза и увидел колонну негров. Около сотни мужчин и женщин шли каким-то странным шаркающим шагом. Когда колонна приблизилась, Уилсон услышал звон металла. Люди были прикованы друг к другу; цепи шли от шей к запястьям и лодыжкам. Охранники, как погонщики скота, с помощью автоматов и палок гнали колонну в сторону бетонного здания, похожего на ангар. В течение тридцати минут мимо Уилсона проследовало десять таких колонн. На лицах пленников стыло отчаяние, и Уилсону не понадобилось много времени, чтобы понять: эти человеческие существа попали в лапы нелюдей, практикующих омерзительное древнее ремесло.

Через час вернулась Крикет, Уилсон поднялся навстречу ей на слабеющих ногах. Пистолет выпал и запрыгал по мостовой.

— Эй! — возмутилась Крикет. — Поосторожней! — Но, заметив выражение его глаз, умолкла и сложила руки на груди.

Серебристый пистолет поблескивал между ними на грязном бетоне.

— Рабы, — выдохнул Уилсон.

— Я думала, ты знаешь, — сказала Крикет, избегая смотреть ему в глаза.

— Откуда они? — спросил Уилсон. Крикет пожала плечами:

— Преимущественно из Бупанды.

— И куда они их гонят? Она кивнула на ангар:

— Пока в барак, там проводятся аукционы.

— Бог мой! — По спине Уилсона пробежал холодок.

— Так обстоят здесь дела, — мягко произнесла Крикет. — Мне это тоже не нравится, но я ничего не могу поделать. Пиратством много не заработаешь: слишком рискованное занятие. Мы лишь периодически осуществляем мероприятия, подобные захвату яхты Акермана, операции тщательно планируются, на объект заранее внедряется агент вроде меня или Нугу. Обычно же проводятся рейды на бупандийское побережье. Мы ловим негров, привозим сюда и выставляем на продажу.

Теперь тьма окутывала вершину холма подобно запекшейся крови.

— Как ты можешь спать по ночам, зная все это?

— Я и не сплю. Вот почему ты мне нужен. — Крикет обняла его за шею и поцеловала. — Есть какой-то выход из создавшегося положения, и я надеюсь, что ты мне его укажешь.

Уилсон позволил отвести себя через ворота в проволочном ограждении к автомобилю. Это был «фольксваген» без бамперов и ветрового стекла, но с заводской пурпурной окраской и переводной картинкой в виде корзины с цветами, популярной в конце шестидесятых годов. Мустафа, держа дробовик на коленях, сидел впереди, на месте для пассажира. Желтые глаза подозрительно наблюдали за Уилсоном, тяжко залезающим на заднее сиденье.

— Привет! — сказал Уилсон ни с того ни с сего. Мустафа, постукивая двумя пальцами по прикладу дробовика, ответил вполголоса:

— В другой раз.

Крикет села за руль и включила сцепление. Драндулет загромыхал по выбоинам и вскоре, повернув налево, выехал на широкую улицу, ведущую на вершину холма. По обочинам смутно вырисовывались лачуги бедняков. У Уилсона, вспомнившего сумасшедший кубистский город из фильма «Кабинет доктора Калигари», разболелась голова. Дорогу освещали неведомые созвездия и автомобильные фары. Время от времени на глаза Уилсону попадались голодные лица, лица людей, о которых можно было с полным правом сказать, что они нищи, как церковные крысы. Большеголовые истощенные дети лежали в грязи вокруг костров, сложенных из разного деревянного мусора. В мелких лужах гнили животные. Вонь стояла нестерпимая.

— Они переправляются через пролив на плотах, сделанных из старых камер, или на бочках из-под масла, — сообщила Крикет, перекрывая шум мотора. — Наиболее здоровых мы загоняем в барак и продаем, но они все равно продолжают приплывать. Рабство им милее, чем массовая резня в Бупанде.