хотелось вернуться в этот мир. Здесь она видела цветы, вдыхала свежий воздух. Корвет обречен, а жизнь в космосе — всего лишь жалкая подделка другой жизни, настоящей, под теплым солнцем девственной планеты. Ее руки легли на пульт, и возбуждение, сродни наркотическому, охватило Буккари — она ощутила свою мощь и скорость, как будто слилась с кораблем через панель управления, стала его частицей, его мозгом, им самим. Пилот надела шлем, пристегнула коннекторы, открыла вентиль, шипение воздуха возвратило ее в привычный профессиональный мир, как поворот выключателя освещает темную комнату.

— О'кей, боцман. Готова к зажиганию.

— Полный контроль, лейтенант, — ответил Джонс. — Температура и давление в норме. Режим «старт».

Обычная предстартовая процедура. Буккари вела отсчет. При счете «ноль» боцман включил режим «зажигание». Все шло так, как надо. ВПМ медленно оторвался от поверхности. Фермы отошли в сторону. Повинуясь твердой руке Буккари, модуль балансировал на огненной колонне. Через шесть секунд главные двигатели рванули ВПМ вверх, вдавив Буккари в кресло. Ей едва удалось ухватиться за рукоятки так называемой «катапульты». В голове — туман, результат повышенного давления в мозгу, руки и ноги — мешки с песком, и тем не менее она сумела превозмочь себя и сконцентрироваться на полете. Поле зрения сузилось, периферийное исчезло совсем — глазные яблоки погрузились в глазницы.

Секунды казались часами, но оставались секундами. Буккари не сводила глаз с панели управления — ни одного красного огонька. Перегрузка снизилась.

— Отличная работа, лейтенант! — восторженно произнес Джонс. — Точно по профилю. Температура стабильная. Скорость по графику. Все в порядке.

— Поняла, боцман, — выдохнула Буккари. — Все в порядке, — она улыбнулась, чувствуя гордость за себя. Взлет на полностью ручном управлении в условиях планетарной гравитации — это из раздела экстренных случаев. Все меняется очень быстро, и реагировать нужно мгновенно. Лейтенант посмотрела в иллюминатор — небо темнело, приобретая фиолетовую окраску.

Они выходили за пределы атмосферы.

Охотники с замиранием наблюдали, как фосфоресцирующий огненный шар врезался в нежную ткань неба, оставляя за собой длинный хвост оранжевого пламени. Он с грохотом прошел облака, на мгновение, опалив их темную подкладку, и вырвался к солнцу. Браан потер глаза, пытаясь избавиться от рези и прыгающих огненных искр. Постепенно все прошло, зрение восстановилось. Браан спрыгнул со скалы. За ним последовали свободные от дежурства охотники. Все собрались на площадке перед пещерой. Долгое время молчали.

— Даже если они не боги, их сила огромна, — первым сказал Крааг.

— Боги не были бы так страшны, — сказал Ботто.

— Они не боги, — тихо добавил Браан. — Я подходил к ним. Близко. Они сами… напуганы. Может быть, не меньше, чем мы.

— Тогда они опасны, ведь напуганный орел разбивает даже свое яйцо, — заметил Крааг.

Охотники снова надолго замолчали. Ботто легко вскочил на ноги и сделал знак Кибба. Не говоря ни слова, стражи исчезли в кустах. Подошла их очередь собирать корм, да и рыбалка могла принести гораздо больше пользы, чем разговоры. Браппа тоже ушел. Крааг остался.

— Твои планы, Браан-вождь? — прямо спросил он.

Браан не обиделся. Крааг неоднократно доказывал свою преданность. Отложив свой вопрос до того времени, когда другие уйдут, он проявил должное уважение. Браан заглянул в глаза воина. Так поступали только в двух случаях: для демонстрации дружеского чувства или при вызове на поединок. В данном случае улыбка говорила о первом варианте.

— Мы в трудном положении, — сказал вождь. — Необходимо сообщить обо всем совету.

— А не следует ли нам оставить здесь наблюдателей? — спросил Крааг. — Я согласен остаться.

— Да. Наблюдая за длинноногими, мы многое узнаем о них, — согласился Браан. — Мой сын останется с тобой.

— Как пожелаешь, но я предпочел бы кого-нибудь более опытного. Вождь улыбнулся.

— Ты забываешь, мой друг, о гордости юных. С моим сыном не нужно нянчиться, он не станет тебе обузой.

— Возможно, длинноногие уйдут, — предположил Крааг.

— Нет, — просвистел Браан. — Наши судьбы переплелись. У нас общее будущее.

Буккари вплыла в пилотскую кабину и пристегнула страховочный фал. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, не было сил даже снять скафандр — ответственность за благополучный исход полета, страшная цена ошибки сказались на ней именно сейчас. Квинн и Хадсон молча смотрели на нее.

— Ну, и что ты думаешь, Шал? — спросил, наконец, Квинн.

— Не имею ни малейшего представления, командор, — она зевнула.

— Полная диагностика всех систем потребует времени, — Квинн покачал головой. — Без оборудования, которое имеется лишь на корабле-носителе, проверка займет по меньшей мере два дня. Проведем симуляцию. Джонс сейчас готовит программу, но я думаю, что кому-то, Нэшу или Вирджилу, нужно ему помочь. Джонс на пределе.

— Вирджил… э… мистер Родс только что сообщил, — вмешался Хадсон, — он сменил боцмана. Родс знает ВПМ не хуже других.

— Вы были правы, командор… насчет того, чтобы вначале отправить команду. На этой посудине мы много не налетаем, — признала Буккари.

— Возможно, с модулем все в порядке, — ответил Квинн, — и любое решение не лишено определенной степени риска. Хорошо уже то, что большая часть экипажа в безопасности. Без них нам хватит воздуха и воды еще на два-три дня, а за это время мы попытаемся отыскать неисправность. Отдыхайте.

Буккари устало опустилась в кресло, радуясь тому, что она не самая старшая на корвете.

— Нэш, сообщи Шэннону, что у нас задержка, — услышала она голос Квинна.

В тихом ночном воздухе висел тяжелый запах жареного мяса. С наступлением темноты ветер стих. Дымок угасающего костра тонкой струйкой полз вверх, растворяясь в бездне звездного неба. Люди тоже поддались общей умиротворенности; набив животы жестким мясом горной собаки, они сидели, откинувшись на еще теплые камни, или лежали, ощущая приятную сытость. Только О'Тул и Шэннон еще не закончили свой трудовой день, они сооружали коптильню. Сырое мясо быстро портится, а после копчения его хватит еще на некоторое время.

Шэннон выпрямился и удовлетворенно хмыкнул. Удостоверившись, что О'Тул знает, что ему нужно делать, сержант отошел подальше от костра к сооруженному днем туалету. На горизонте уже появилась меньшая из двух здешних лун, ее неровный диск торопливо карабкался по невидимому черному склону неба.

Шэннон присел на ствол срубленного дерева и уставился во тьму. Усталый, он, поддавшись месмерическому воздействию бледного лунного сияния, прикрыл глаза — бдительность уступила место расслабленности. Сержанту хотелось побыстрее сбросить с себя бремя ответственности, ведь есть же командир. Да, его учили командовать, но не быть командиром. Вся его карьера состояла из того, чтобы подчиняться, исполнять приказания старших офицеров. Здесь ситуация сложилась иначе: предстояло не решать тактические проблемы, а думать о выживании, что требовало другого уровня руководства.

Где-то рядом треснула ветка. Мгновенно стряхнув оцепенение, Шэннон пружинисто вскочил и направился в направлении звука, на ходу вытаскивая нож. Шорох доносился из-за кустов, его могло производить какое-то мелкое животное, вроде мыши. Подкравшись к кустам, сержант решил обойти источник шума с фланга, чтобы его силуэт не выделялся на фоне тлеющего костра. Переходя от дерева к дереву и напряженно всматриваясь в темноту, он придвинулся к зарослям.

Вот! Движение. Отступив за дерево, Шэннон пригнулся, крепко сжимая рукоятку ножа. Долго находиться в такой позе было невозможно, спина болела, колени противно дрожали. Краем глаза сержант заметил метрах в десяти от себя неясную фигуру на четырех лапах и с длинной шеей. Повернув голову, он увидел еще нескольких существ — небольших, чуть повыше его колена.

Сбоку от Шэннона послышались резкие звуки ломающихся веток. Кто-то шел, не заботясь о том, что его