обнаружили два письма Эдели Ньюстед, в которых сквозило беспокойство за свою судьбу.
Первое письмо гласило:
«Мой дорогой Герберт,
я обещала тебе, что, если я получу подтверждение моих худших подозрений в отношении Альфреда, я приму определенное решение. Он создает мне невыносимую жизнь. К несчастью, слабое здоровье мешает мне противостоять его капризам и противиться уговорам. А он, получив нужную сумму, тут же бежит из дому. Впрочем, сегодня я чувствую прилив сил и постараюсь с ним серьезно поговорить, попытаюсь удержать его дома.
Эдель».
Письмо было датировано июлем этого года. Второе письмо было написано позже, незадолго до описываемых событий.
«Дорогой Герберт,
сегодня я решилась сказать Альфреду, что нам следует расстаться. Он был очень расстроен. Но я убедилась, что он играет не только на бегах, но и в другие азартные игры. Поэтому должна с тобой согласиться, что ему от меня нужны только мои деньги. Однако не сердись за то, что я тебе скажу: он — мой муж, я поклялась перед Богом и людьми делить с ним все беды и радости. Считаю, что не должна оставлять его одного, пока он не станет на путь истинный.
Он говорит, что, если я от него уеду, он погибнет, а я не хочу брать на душу такой грех. Поэтому надо дать ему еще один шанс и немного подождать. Совсем немного.
Твоя любящая сестра
Эдель Ньюстед».
В конце письма рукой Вэбстера была сделана приписка:
«Звонил С. Недавно Альфред взял большую сумму взаймы и проиграл. Вопрос надо решать безотлагательно».
— Если бы миссис Ньюстед послушалась брата, никто из троих не пострадал бы, — задумчиво проговорил Веркер. — Тучи сгущались, пока не наступила трагическая развязка. А кому теперь, после смерти Альфреда Ньюстеда, достались бы ее деньги?
— Герберту Вэбстеру, — ответил Добби. — Но, кажется, и ему они теперь не понадобятся.
Таково было положение вещей, когда в дело вмешалась старая миссис Трентхем и приложила все усилия, чтобы могло свершиться еще одно преступление.
Старуха Трентхем была из тех женщин, которые критикуют правительство, обвиняют полицию во взяточничестве, а врачей в невежестве и алчности. Понятно, что при таком взгляде на жизнь она доверяла только своему любимому племяннику Роджеру Трентхему, репортеру газеты «Дейли пост». Роджер в эту пору еще не проявлял большого интереса к убийству Ньюстеда, которое, по его мнению, не могло привлечь особого внимания читателей.
В этом преступлении не было ничего интригующего, ничего поразительного, а убитый не вызывал ни ужаса, ни сострадания. Даже если Альфред Ньюстед действительно отравил жену, об этом нельзя писать, пока не найдется хоть одна значительная улика, поскольку публиковать неподтвержденные сведения, которые порочат доброе имя человека, в «Дейли пост» было запрещено. Но даже если бы и нашлись улики, кого может заинтересовать то, что какая-то пожилая женщина отдала Богу душу, приняв лекарство, которое ей преподнес муж, человек, ничем не примечательный и тоже весьма почтенного возраста.
Тут никакой сенсации не выжмешь. Если бы Ньюстеды хотя бы принадлежали к высшему обществу… А про Герберта Вэбстера пока еще тоже писать нечего, он как сквозь землю провалился.
— Меня уже не прельщает труп на «Гиблом пустыре», не вижу продолжения, — заявил Роджер по телефону своей тетушке. — Вот если бы героиней драмы была какая-нибудь мировая знаменитость или, по крайней мере, красавица, арестованная на месте…
— Помолчи, Роджер, — оборвала его старуха. — Ты хочешь слишком многого! Но должна сказать, что у меня есть для тебя такая героиня. И ее могут арестовать раньше, чем закончится следствие. Признаюсь тебе, я сама поражена своим открытием… — и она захихикала от удовольствия.
— Тетя, мы говорим об уголовном деле, а не фантазируем на криминальную тему, — рассердился Роджер.
— Представь себе, я вовсе не фантазирую. Ты будешь в восторге от этой девочки… Маленькая, нежненькая, с глазами, как две фиалки, а кроме того, она…
— Где ты ее раздобыла?
Миссис Трентхем рассказала племяннику, как она познакомилась с Норой и что узнала от нее.
— Тетя Мери, ты настоящая волшебница, ты — Шерлок Холмс в юбке! Надо срочно разузнать, не причастна ли эта девчонка к преступлению на «Гиблом пустыре»! Ну, тетушка, и подарочек же ты мне преподнесла… — Роджер вдруг замолчал и деловым тоном добавил: — А может быть, она уже побывала в полиции?
— Нет. Я сказала ей, что надо пойти в полицию, а она ответила, что ей не о чем заявлять.
— Сначала должен поговорить с ней я, а потом пусть туда бежит, если захочет, — сказал Роджер. — Ты хочешь, чтобы я немедленно приехал к тебе? Нет, не могу, должен закончить срочное дело. Да и добраться до тебя из Лондона не так легко. Я приеду завтра с утренним поездом.
— Я не смогу заснуть до утра, — недовольно протянула старуха, которая уже была готова всю ночь болтать с племянником о предстоящих расследованиях. — Если когда-нибудь мне случится пойти на преступление, я тебе заранее расскажу об авантюре во всех подробностях. Иначе потом обязательно о чем-нибудь забуду.
— Не забудешь, все равно из тебя все вытряхнут, если поймают, — голос Роджера в трубке звучал насмешливо, но деловито. — А поймать могут. Даже самый опытный преступник оставляет след, по которому пойдет сыщик. Самое трудное — это связать воедино все концы. В случае на «Гиблом пустыре» убийца, видно, рассчитывал на то, что жертву найдут не скоро, а к этому времени следов не останется. Но господин Случай распорядился по-своему: малые детишки обнаружили тело…
— Журналист — не ребенок, но тоже должен уметь брать след, — заметила старуха Трентхем. — Хорошо, приезжай поскорее. К завтраку получишь жареного цыпленка, Роджер.
— Не возражаю против целой курицы, — заверил племянник и повесил трубку.
— Когда Роджер подключится к расследованию, история получит широкую огласку, и все пойдет на лад, — с довольным видом пробормотала старуха Трентхем, отодвигая телефонный аппарат. — Я не удивлюсь, если Герберт Вэбстер или еще кто-нибудь тоже окажется в яме…
Увы, иной раз шутка оборачивается правдой.
ГЛАВА Х
Когда на следующее утро старуху Трентхем навестил доктор, он нашел свою капризную пациентку такой жизнерадостной и бодрой, что решил отказаться от услуг юной сиделки мисс Дин. Лицо старухи тотчас помрачнело.
— Нет, доктор. Именно заботы и доброта этой милой девочки воскрешают меня, — заявила она. — Нет и нет. Сиделка мне еще очень нужна, и как раз такая, как Нора Дин. Я с ней не расстанусь.
— Если ты сумела понравиться этой ведьме Трентхем, можешь ехать сниматься в Голливуд, — сказала Норе часов позже кухарка. — Я скоро тоже уеду, хотя и не в Голливуд. Беру расчет. Ей сам Бог не угодит. Ее не хворь, а дурь мучает. Недуг природный и неизлечимый, как сказал один молоденький врач. В общем, я отсюда ухожу.
— Мне бы тоже не хотелось здесь задерживаться, — уныло проговорила Нора. — Сейчас она со мной носится, потому что узнала, что я работала у этого убитого человека. Но когда-нибудь ей надоест обсуждать со мной с утра до вечера это преступление.
— Не думаю, — сказала кухарка. — Кроме того, ты, может быть, еще в каком-нибудь темном деле замешана…