Тлашкаланцы уже поджидали их в условленном месте – на опушке у высокой скалы Ягуара. Вокруг рос редкий сосновый лес, ярко освещенный жарким летним солнцем, дующий с гор ветер приносил прохладу. Чудесный, чудесный сегодня выпал денек, словно бы сами боги благословляли юных ацтеков на битву.

Воины Асотля выстроились шеренгами, по отрядам, как и было задумано, и молча ждали. Командиры врагов в высоких деревянных шлемах и украшенных перьями плащах высокомерно переглянулись.

Асотль улыбался – он видел уже, что лишнего оружия тлашкаланцы с собой не взяли. Не было видно ни щитов, ни ватных, почти непробиваемых панцирей, и луки со стрелами не торчали ни у кого за спиной. Только лишь короткие копья, которыми так удобно сбивать с ног будущих пленников, только дубинки – в случае чего оглушить, и веревки, веревки, веревки…

Сбоку от основных вражьих сил, у самой скалы, расположились жрецы – трое, патлатые, в накидках из человеческой кожи. Ждали, сволочи, предвкушали… Ну-ну, посмотрим!

Тлашкаланцы не стали долго выжидать: едва воины цветов выстроились на опушке, как тут же забили барабаны и вражеский отряд – человек полтораста, не больше – с нетерпением ринулся в бой.

То есть они-то, конечно, ожидали, что не будет никакого боя.

Ритмично бил барабан. На шлемах вождей колыхались перья. У скалы пели гимны жрецы. Ускоряя шаг, воины на ходу разматывали веревки…

Все как всегда.

И вдруг…

Тлашкаланцы вовсе не ожидали, что в них полетят дротики и стрелы! А ведь полетели, а потом в ход пошли метательные дубинки, копья – враги падали, умирали, удивленно глядя в небо: о, великие боги, как же так? Как же?

А вот так!

Тлашкаланцы замедлили шаг в недоумении, еще до конца не сообразив, что же все-таки происходит.

В этот момент передовой отряд ацтеков, казалось, дрогнул… Ну да – побежал в сторону соснового леса.

Враги оживились! Вот это уже было похоже на то, что и должно было сейчас происходить.

– Лови их! Лови!

Часть вражеских воинов во главе с вождем – наверное, человек с полсотни – немедленно помчалась в погоню. Туда, туда, к сосновому лесу…

Остальные же, подойдя ближе к оставшимся, разом метнули арканы…

И тут началось!

Воины цветов перерубали веревки, яростно вырывались и вдруг – по знаку Асотля – сами бросились в контратаку, чего уж никак не ожидали враги!

Ну конечно, кто бы мог подумать, что эти посланные на заклание дети вдруг в один миг превратятся в грозных воинов, а их букеты цветов – в беспощадно разящие мечи, секиры и копья.

Завязалась битва, битва с оружием в руках – Асотль строго-настрого предупредил своих, чтобы не вздумали лезть в рукопашную. Нет! Только мечи, только секиры, копья… А еще – дротики, стрелы…

Каменные наконечники, конечно, застряли бы в ватных панцирях, но никаких панцирей не было, и враги гибли десятками, еще даже не успев приблизиться на расстояние вытянутой руки. А когда приближались…

Когда приближались, лилась кровь – в основном тлашкаланская.

Нет, конечно же, те быстро оправились от неожиданности. Быстро, но все-таки поздно! На то и был расчет.

Половина вражеского войска уже валялась в траве, пораженная дротиками и стрелами, другая половина бросилась в бой… Натыкаясь на копья ацтеков. Воины цветов сражались неправильно! Они не брали в плен, они убивали.

Смолкли гулкие барабаны. Прервались гимны. Атака врагов захлебнулась собственной кровью. Все происходило быстро, очень быстро – именно в этом и был залог победы.

Один из тлашкаланских вождей, высокий и сильный атлет в шкуре ягуара, почувствовав неладное, обернулся к своим, взмахивая макуавитлем…

Кто-то из молодых «силачей», оказавшись рядом, бросился на врага, размахивая палицей… И тут же упал, обливаясь кровью: макуавитль вождя одним ударом раскроил ему грудь. Такая же участь постигла и следующего… И еще одного…

Асотль резко ударил мечом занесшего дубину врага. Попал в шею – прямо в лицо юноше фонтаном хлынула кровь, горячая кровь противника, пьянящая лучше всякого вина.

Нагнувшись, молодой сотник подхватил с земли копье и бросился к тлашкаланскому вождю – пижону в пятнистой шкуре. С ним уже схватились двое меченосцев, пытаясь достать, – враг ловко отбивал все их атаки…

Ничего, парни, держитесь.

Асотль, едва не получив по голове палицей, увернулся, забежал сзади и, улучив момент, ударил врага копьем в левый бок. А вот так, исподтишка! Проявлять сейчас глупое благородство означало играть по чужим правилам, а это сулило гибель. Не уважать мужество и благородство врагов должны были тлашкаланцы, а ужасаться их подлости и коварству, бояться всей неправильности происходящего. Образ полных отморозков был сейчас для ацтеков спасением.

Покончив с вождем, Асотль неожиданно для себя оказался лицом к лицу с другим соперником – и было не уйти, пришлось тут же вступить в схватку. Тлашкаланец, вне всяких сомнений, был опытным воином – сражался без шлема, и волосы его были заплетены в особую прическу, торчали на голове клоком, хвостом, чтобы было легко уцепиться, выдернуть из строя, утащить к жертвеннику. Этим умелый воин выражал свое презрение к врагам, к плену и к мучительной смерти. Придурок.

Резко упав на колени, Асотль пропустил над головой увесистую палицу и снизу ударил противника в живот острием копья. И едва успел откатиться в сторону – туша тлашкаланца, обливаясь кровью, тяжело повалилась наземь.

Выдохнув, сотник быстро осмотрелся – кажется, получалось неплохо! Воины цветов – почти дети – явно теснили врагов… Нет, пожалуй, здесь не совсем было уместно это слово. Не теснили – разили. Копьями, мечами, секирами, стрелами, всем, чем угодно. Убивали. Не брали в плен, ничуть не боясь мстительности оставленных без богатой жертвы богов. Это было неправильно, ужас до чего неправильно. И это действовало.