— Упрямый ублюдок отказывался есть и пить. В конце концов, мне пришлось кормить его силой. Потом он пытался сбежать. Я рад, что передаю его вам.

Поразмыслив над этим, офицер кивнул и, отсалютовав, отпустил Лонгина. Проезжая мимо меня, Лонгин смотрел в другую сторону. Преторианец, в чьем ведении я оказался, проворчал:

— Ну у тебя и видок. Сперва тебя надо отмыть, а потом отсылать на остров. Заходи внутрь.

Грубо сколоченная хижина служила преторианцам бараком, штабом и столовой. Это было прочное и довольно уютное здание. Пять молодых преторианцев обедали; покосившись на меня с выражением скуки на лице, они вернулись к еде. Я подумал, сколько еще пленников вроде меня они видели, сколько гостей, отнюдь не желающих оказаться на Капри, прошло через их маленький лагерь у моря?

В другой комнате, на лавке под окном, сидел молодой человек. Прямой как деревце, высокий и тощий, с девичьей мягкостью на лице и нежными руками, он носил бледно-голубую тунику, позолоченные сандалии и венок из белых цветов в каштановых волосах. Его глаза были голубыми, нос длинным, прямым и высокомерным, губы изогнутыми, как лук. Когда он меня увидел, они скривились от отвращения.

— Что с ним?

Офицер пожал плечами.

— Центурион, который его привез, сказал, что он пытался бежать.

Юноша улыбнулся.

— Понятно, но в то же время глупо, Ликиск. Да, я знаю твое имя. Меня зовут Нерей. Твоя слава опередила тебя, но если ты действительно такой красавец, каким я тебя представлял, надо что-то сделать с тем, как ты выглядишь.

Он спросил офицера:

— Знает ли Цезарь, что он прибыл?

— Еще нет.

Кивнув, Нерей сказал:

— Дай мне немного времени, чтобы я мог привести его в порядок.

— Мы не можем ждать слишком долго. У меня приказ привезти его на остров сразу же, как он явится.

— Доставь его в таком виде, и нас обоих повесят.

Пожав плечами, офицер сдался.

— Мальчишка теперь под твоей ответственностью.

Нерей нетерпеливо ответил:

— Я знаю свои обязанности.

Он внимательно осмотрел меня и взял за подбородок, нахмурив брови.

— Что ж, он не безнадежен. Снимите цепи.

— Разумно ли это? — спросил осторожный преторианец.

— Вряд ли я смогу искупать и одеть его с этими штуками на руках. Давайте же!

Пораженный тем, что юноша — я был уверен, что это раб, — отдает приказы преторианцам, я молча стоял, позволив дерзкому, внимательному и умелому Нерею заниматься своим делом. (Я подозревал, что легко смогу его одолеть, однако с преторианцем мне было не справиться. Я невероятно жалел, что так и не попытался сбежать от Лонгина, но он всегда был настороже. Как и эти крепкие воины. Если у меня и появится шанс, то не сейчас. Кроме прочего, мысль о ванной, чистых одеждах и возможной еде отложила мои мысли о побеге. По крайней мере, на время.

Без сопротивления я сдался мягким рукам Нерея.

Вымытый, одетый в мягкую шелковую тунику и, к счастью, накормленный, я прибыл на остров Капри в маленькой шлюпке вместе с Нереем, офицером и гребцом.

Нашей целью была пристань, сделанная из крепких свай и широких планок, выступающая из изогнутого песчаного пляжа, единственного подходящего места для высадки, которое я заметил за все трехмильное путешествие. Пейзаж был сонным; у пристани качалось несколько маленьких лодок, похожих на нашу. Неподалеку от причала стояла одинокая хижина охранника. А над всем этим высились вертикальные известняковые утесы Капри.

— Как мы туда доберемся? — спросил я.

Нерей простонал:

— По лестнице. Восемь сотен ступеней!

Я следовал за Нереем, чьи руки находились в постоянном движении, указывая то на одно, то на другое. Махнув на завораживающие виды, открывавшиеся с выбитых в камне ступенек, он объяснил, где находится Рим («Путь далекий, но ведь ты как раз оттуда, разве нет?»). Примерно на полпути мы заметили большой торговый корабль, проходящий вдоль западного края острова. «Возможно, идет из Александрии в Египет», сказал Нерей. Поднявшись еще выше, он шлепнул себя по груди и произнес: «Отдыхаем!» Опустившись на ступеньку, он похлопал рукой по камням и предложил мне сесть. Глядя на море, я почувствовал, как он положил руку мне на голову. Поначалу я вздрогнул, но потом расслабился. Он просто хотел погладить мои волосы.

— Мне всегда хотелось иметь золотистые волосы, — вздохнул он. — Понятно, почему Цезарь столько месяцев тобою бредил.

— Бредил? — переспросил я, поворачиваясь к нему и глядя снизу вверх.

— С тех пор, как он прибыл на остров, он только и сравнивал того юношу или ту девушку с прекрасным рабом Прокула, клянясь, что однажды блистательный Ликиск поселится здесь, на Капри. Он поклялся, что ты будешь звездой его коллекции.

— Коллекции чего?

— Юношей и девушек, разумеется, — рассмеялся Нерей, все еще перебирая мои волосы.

— В Риме мы кое-что слышали.

— Все правда, дорогой.

— А ты чем здесь занимаешься?

— Как бы ты меня назвал? Мажордом? Мастер церемоний? Агент по найму? Похититель?

— Похититель?

— Тиберий знаменит тем, что похищает привлекательных юношей или девушек, на которых положит глаз. В основном, конечно, юношей. Поначалу я был просто одним из спинтриев.

— Одним из кого?

— Это нечто вроде проституток. Но я предпочитаю думать о них как об актерах. Когда я впервые сюда прибыл, этой работой занимался другой, но я убрал его, столкнув с утеса.

— Столкнув с утеса?

— А он перерезал горло своему предшественнику! Но ты даже не думай, Ликиск.

Я заверил его, что и не собираюсь, следя за торговым судном, идущим под всеми парусами в Рим и думая, вел ли здесь когда-нибудь свой корабль Сабин.

Нерей сказал:

— Ну что, идем дальше?

Мой дом был одним из двенадцати, что окружали виллу Цезаря. Деревянное строение, выкрашенное в белый и красный цвета, заливали лучи солнца; перед входом располагались красивые клумбы. Единственную комнату щедро украшали изображения Приапа. Стена над большой кроватью была расписана фресками, на которых несколько юношей занимались всем, что связано с этим богом. Там же стояла пара позолоченных кресел и небольшой квадратный стол для еды. Тяжелые ножки мебели были вырезаны в форме фаллосов.

Я застыл в проходе, осматривая свой новый дом, а Нерей с улыбкой наблюдал за мной.

— Нравится?

— Потрясающе!

— Как тебе фреска?

Глядя на огромную картину со страстными юношами, пребывавшими в восторге от своего времяпрепровождения, я сказал:

— Такие произведения искусства тоже должны быть.

Это казалось наиболее безопасным ответом, однако с моей точки зрения подобные картины были